Зверь Лютый. Книга 20. Столократия

Бирюк В.

Моё тотальное неприятие жизни "по-средневековому", отсутствие других, "не-средневековых" людей требовало вкладывать более всего сил в изменение людей. В воспитание, обучение.

"Просветительство" - та "печка", от которой всё плясалось.

Второй круг задач - безопасность. Эпидемиологическая, продовольственная, пожарная, внутренняя, внешняя...

На кой чёрт учить людей, если они вдруг раз - и вымерли? Бацилла какая-нибудь пришла...

Для решения задач первого и второго круга требовалась индустриализация. Строительство, печки...

Человек

учиться всю жизнь, во всякую минуту. Открыл глаза - увидел - научился. Закрыл глаза - подумал - научился. Мои инновушки были, кроме прочего, и наглядным пособием, поводом напрячь мозги, поумнеть. И - местом применения этого "поумнения".

Крестьянский труд, даже с моими прибамбасами, был менее "интенсивно просветительским". Посему сельское хозяйство занимало четвёртое место в ряду важных для меня вещей.

"Но люди хотят именно этого".

Я псих. Но не дурак. Становится поперёк своего народа - глупость. Поэтому мы вкладывались в сельские поселения. Десятилетиями отрасль была убыточна, висела на Всеволжске тяжёлой гирей.

Вы "бой с утяжелением" не пробовали? Я находил в таком положении дел некоторую пользу. Одновременно продвигая в сёла элементы индустрии.

Мы ставили в поселениях не только единоличные дворы, но и общественные сооружения: внешний тын, колодцы, церковь, общинный дом. Часто изначально строили производства "местной промышленности". Типа амбара с льномялкой, льночесалки. Ставили веялки, смолокурни. В удобных местах устраивали водяные и ветряные мельницы, пристани.

Это было прописано в "Типовом уложении об устроении селения". Оно непрерывно дополнялось и изменялось. Такой... толстый кондуит с множеством рисунков. Третий том - после "Доброго места" и "Подворья".

Обязательно осматривалась местность вокруг поселения.

Я уже говорил: в этой земле на каждом шагу есть что-то интересное. Весьма пригодное к пользе. Ежели с умом.

Понятно, что сажать селение на выходы известняков или на стекольные пески - нельзя. Но иметь такие "полезняшки" где-нибудь поблизости, между сельскохозяйственными зонами - полезно.

Первопоселенцы - те, кто первыми попадали в такие селения, получали преимущества: первыми выбирали дворы и наделы, раньше начав выплачивать ипотеку, могли получить кредит на приобретение в собственность "промышленных мощностей".

Часто в их число попадали "подневольные" строители - новосёлы, отработавшие "обязательный период адаптации" и выбравшие себе подворье из построенных ими самими.

Общим правилом было "два года казённой отработки". Однако мы не стремились держать людей в казармах. Отработав сезон, человек мог обзавестись своим домом, перевезти семью или жениться, и, продолжая "государеву службу" в своём селении, жить уже более нормально.

За исполнение "гос.обязанностей" таким людям продолжали начислять "жалование". А вот расходы по содержанию - существенно сокращались. Соответственно, быстрее сокращалась и задолженность по кредиту.

Самыми "перво-первопоселенцами" были выходцы из Пердуновки: им засчитывался уже отработанный

кредит в Рябиновской вотчине, нам были понятны их таланты, уровень вменяемости. Они уже понимали - "как здесь ходят, как сдают". Большинство, особенно -- молодёжь, были грамотными.

Многие из них, имея такую "продвинутую стартовую позицию", "всплывали" в общинах, становились их лидерами.

Если землю под пашни мы выделяли "отрубами", то луга, пастбища, лес, неудобья шли как общинная собственность. Я ориентировался на способ использования. Землю человек пашет, как правило, в одиночку. Косой машет - в общем ряду.

Такой уровень "индивидуализации" владения оказался удачным компромиссом между частным и общественным в стартовой ситуации.

***

Глава 433

***

По мере становления селения, часть "крепких хозяев" уходила на хутора. Прикупая у односельчан или у казны землю в дополнение к своим наделам. Подобное я видел в Коробце на Угре. Там Жердяю и его сыновьям мешали, у нас - наоборот.

Надел рассчитывался по норме: десятина (примерно гектар) на едока. Семья, в момент заселения и получения надела, должна была содержать 10 душ. Больше - ещё прирежем. Не меньше. Да и позднее были методы, которые поддерживали такой размер семей. Это, в частности, мотивировало принимать в семьи сирот.

Пахарь с плугом нормально вспахивает пол-десятины за день. 10 десятин - 20 дней. Вести сев 20 дней подряд - физически тяжело, агрономически глупо: оптимальные сроки для большинства культур - 3-5 дней.

Размер пахоты у русских крестьян - 2-3 десятины. При урожайности 50 пудов - "прожиточный минимум" плюс "семенной фонд". Мы же навязывали куда большие наделы. Форсируя само-эксплуатацию жадностью собственника.

При "полосатом" землепользовании конфликт между "продолжительностью" и "оптимальностью" смягчался разными полосками. На бугре пахать - уже пора. А в низине - когда просохнет.

Решение для "отрубов" мы показывали в Кудыкиной Горе: разные культуры. Кроме ячменя с овсом и пшеницы с рожью, активно пошли лён, конопля. Гречиха, горох, капуста, репа... без репы русский дом в эти времена не живёт. И всё равно, от раннего льна до поздней конопли три недели - впритык.

Второе решение - озимые. Озимая пшеница в этих краях даёт урожай на четверть больше яровой и более стабильный. Для ржи озимые - основная форма.

Крестьяне постепенно въезжали в трехполку. Когда "за раз" нужно распахать 3-4 десятины. При 4-6 пропашных культурах - можно попасть в оптимум для каждой.

На "Святой Руси" трёхполье - не невидаль. Используется местами по лесо-степному порубежью, сходно пашут в Суздальском Ополье. Но среди моих поселенцев в первый момент людей оттуда было мало. Остальных - учить. Не словами - наглядно.