Зверь лютый. Книга 24. Гоньба
Шрифт:
Да не просто — кивнул да забыл! Хотя Боголюбский — фиг чего забывает. А так, чтобы он каждый день-ночь свою господу чистил. И с головы, и с хвоста. Не «вообще» — это он и так не прекращает, а по моим, конкретно, заботам.
В очередной сигналке загоняю Лазарю в Боголюбово текст нашего с Живчиком соглашения. Чисто из глубокого уважения к князю Андрею и для сведения его. И в конце добавляю, типа — в шутку:
— А спроси-ка у светлого князя Суждальского: а не надобно ли ему денюжек? По образу и подобию «Окского страхового
Ответ приходит через день:
— Приезжай. Поговорим.
М-мать! Напросился.
Сколько знаю Боголюбского, всякое общение с ним — душу вынимает. А нынче и вовсе — как серпом…
У меня дел… туева куча! От Казанки до Унжи, от Усть-Юга до Мурома… А тут ему — всё бросай, беги в Боголюбово! Поговорить. У нас что, телеграфа нет? Факеншит! Как Аким точно.
Это что — ближний свет?! Зима же! Это не на «Ласточке» в пару дней сбегать! Туда санями в две недели не уложишься! Вот, месяц лежи в возке на боку. Это — в лучшем случае. Просто поговорить! А у меня тут… в гору глянуть неколи!
И ведь что обидно: сам напросился. Можно ж было Николая… или того молодого паренька, что в Рязани… а теперь придётся самому. Когда Андрей зовёт… лучше сбегать. Дешевле встанет.
С другой стороны — Андрей прав. Накопилось дел, которые надо бы нос к носу перетереть. И не только по факториям.
Мои люди на Волге дошли до «граней селений русских». Это на Волге вёрст 20 ниже от Ярославля. По правому берегу. По левому — вёрст пять. Но это — по реке. Чуть в сторону отошёл — пусто.
Тут… болезненная тема дефиниций.
— «Русская земля» — это что?
— Место, где живёт «русский человек».
— Дом?
— Да.
— Двор, на котором дом стоит?
— Да.
— Группа дворов, обнесённых общей оградой?
— Селение. Да.
— Пахота?
— Да.
А вот дальше…
— Лужок ваш?
— Да. Мы на ём конюшину косим.
— Брехня. Видно, что нынче некошено.
— Летось косили!
— «Летось» — не нынче. Нынче — ничейный. А вон лесок. Ваш?
— Да! Наш! Мы в ём дровы рубим!
— Брехня. Все пеньки третьегогодишные. Ничейный.
«Русская земля» — территория, которую «русский человек» использует. Регулярно и интенсивно. А если ты раз в год через лес прогулялся, то разве он твой?
Я уже объяснял: на «Святой Руси» землю не ценят. Ценят места обжитые: веси, пажити, ловы, промыслы, бортни… А мне вся земля интересна. Каждый шаг.
Пусто? — Обживём-обустроим, чего-нибудь полезное сыщем. Будем жить-поживать, да добра наживать. А соседи пусть на себе волосы рвут — что ж раньше-то не углядели?
Геродот назвал халкидонян «слепцами», не разглядевшими стратегической ценности района Золотого Рога с его естественной гаванью, обилием рыбы (особенно тунца), плодородными почвами и богатыми лесами. Страбон
И вот — процветает. Византий-Константинополь-Царьград. Величайшая столица христианского мира!
Так у меня такой же оракул орёт над ухом непрерывно!
Егеря Фанга начинают в лесах «знамёна» ставить — деревьями с затёсами отмечают «грань русских селений». Местные, естественно, «выражают недоумение». В острозаточенной форме.
А то наоборот — и русское селение, и православное, а просят:
— Вы знамёна свои не здеся ставьте, не перед нами, а — за нами. Чтобы, стал быть, мы ваши были. У вас-то, сказывают, податей-то вовсе нету?
Закон надо блюсть. Сказано — «до», значит — «до». Но есть варианты.
— Не, православные. Нам неможно. Но ежели, к примеру, вы встали да пошли, скажем, на Ветлугу, то тута селения русского уже нету. Грань, стал быть, не тута, а вона тама, за тем леском. А вам, по закону нашему Всеволжскому — изба белая, печка трубная, окошки стеклянные, сапоги крепкие… и протчая и протчая. Но — там. Думайте.
Это происходит не в пустоте. У местных есть родня-друзья в соседних селениях, с которыми надо посоветоваться. Поля засеянные, которые так просто не бросишь. Власти. Которые привыкли с этого места подати получать… Сидеть ждать, пока мужички «репу почешут» да решение вычешут — у моих людей времени нет.
Возникают разнообразные… коллизии. Затрагивая мои интересы и принципы. Главный мой принцип — «по согласию». Я же — либераст, свободогей и фридомайзер!
Чисто например: заскакивают мои погранцы в селеньеце. Типа: овечку на мясо прикупить. Старшой команды с мужичками беседует — уточняет где у тех «грани» проходят. Другой персонаж — из выучеников Хотена, занимается разговорным жанром. Информируя туземцев о Всеволжском житье-бытье.
Тут — пыль столбом, вскакивает в селение небольшенький конный отряд. Предводитель которого от околицы начинает блажить:
— А ну вон с отседова! А ну пошли быстро!
— Да ты кто таков?
— Я — здешнего волостного начальника мечник! Сманиваете смердов наших! Осудю-порубаю!
— Отнюдь. Не сманиваем, но рассказываем. Не запрещено. А наезд твой — татьба и разбой. Ещё мявкнешь — угомоним на берёзе, как шиша лесного. И князю Суждальскому отпишем.
«Мечник» — название чиновника, имеющего право судить и казнить. «Право» у него есть. Но — в отношении местных, не моих. А уж отряд егерей…
Ещё: здесь пока нет крепостного правда. Смерд — вольный человек. Невольный — холоп, закуп…