Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого
Шрифт:
Так ведь у шведов остался в руках более чем убедительный вещдок — более сотни пушек и несколько десятков тысяч(!) единиц огнестрельного оружия! Которое в панике побросали улепетывающие потешники «преобразователя».
Здесь же в Гродно, но уже и в иной раз, вот какой инцидент произошел с палаческим воинством нашего Петрушки. Вначале, что и естественно: «Гродно было в руках русских» [51, с. 657].
То есть в руках петровского мародерского бандформирования.
«Карл неожиданно явился под этим городом, думая захватить в нем Петра» [51, с. 657].
Зря он так думал:
И вот от каких немыслимых полчищ шведов, как теперь выясняется, Петр тогда драпанул. Его преследовал «…Карл, намного опередив свою армию, всего с 600 кавалеристами…» [53, с. 51], «…поспешивший по вести, что царь в Гродно» [124, с. 192].
А у пустившегося наутек Петра, между прочим, в тот самый момент, перед самым позорным своим бегством, имелся «…отряд в 2000 человек…» [53, с. 51].
Но даже и такая авантюра более чем безрассудного шведского короля чуть не закончилась плачевно для созидателя потешного воинства: «Карл 26 числа безпрепятственно вошел в Гродно два часа спустя после отъезда оттуда Петра» [124, с. 192].
Уточним: после позорного бегства.Так что созидателю бутафорской армии, которая никак не могла защитить своего главковерха от какой-то горстки шведов, в тот момент и действительно — достаточно крупно повезло: смыться успел вовремя. И вот как неслабо он драпанул: «28 января Петр был уже в Вильно» [124, с. 193].
То есть наш липовый вояка, выпучив от страха глаза, несся что-то порядка 90 км в день! Тут стоит лишь удивляться его просто небывалой проворности по части ретирады. Уж в этом вопросе вряд ли кто смог бы с ним и пробовать состязаться.
Но необычайная трусость, что давно является прописной истиной, всегда сопряжена со звериной жестокостью. Потому Петр своим жандармам повелевает:
«…идучи дорогою, провиант и фураж, также и скотину, лошадей, волов и овец забирать с собою сколько возможно, и чего невозможно, то провиант и фураж жечь…» [124, с. 193], «…отступать, прикрываясь выжженной пустыней» [53, с. 50].
А проживали на этой земле русские люди… Именно их «великому» и не жалко!
Но может Соловьев ошибается? Неужели же всеми историками столь помпезно воспетый монарх мог разорять уже теперь не чужеземные, но свои же — русские земли?
Но вот его в этом вопросе дублирует и Костомаров:
«Петр, узнавши, что враг его собирается через Белоруссию идти в московские пределы, приказал опустошать Белоруссию, чтоб шведы на пути не находили продовольствия, а сам убежал в Петербург…» [51, с. 657].
Вот аж куда, как выясняется, драпанул наш «великий»!Хорошо не на Северный полюс. Благо тогда дороги туда еще проложено не было.
Но
«…спасаясь всегда бегством от непреоборимых шведских войск, вступила к нам не ради того, чтоб нас защитить от шведов, а чтобы огнем, грабежом и убийством истреблять нас» [51, с. 784].
Очень справедливые слова. Вот что вытворял как на захваченных, так и на своих собственных землях этот нам на все лады расхваленный перехваленный палач:
«В ожидании шведского вторжения Петр I приказал превратить в выжженную пустыню все приграничные провинции… Царский указ исполнили очень добросовестно» [53, с. 232].
И «славных дел» здесь итог, то есть убийство половины населения Белоруссии, неопровержимейшее подтверждение выше приведенных слов. Что было совершено над мирным населением, не подозревающим никакого подвоха, войском, именуемым почему-то русским, но на самом деле являющимся войском пришедшего в Россию антихриста.
Но мирное население не только Белой Руси подвергал тотальному уничтожению этот наш «освободитель». Его звериные клыки, что и подтверждает гетман Мазепа, прошлись и по городам Малой Руси. Петровские убийцы, например: «…вырезали все население Батурина, не щадя женщин и детей…» [53, с. 60].
И если о безпрецедентной казни стрельцов нам достаточно подробно многое известно, то творимое здесь этим палаческим бандформированием так и осталось за кадром истории. А ведь казнено русских людей здесь было ничуть не меньше, чем тогда в Москве. Каратели вырезали: «…вместе с обывателями до 7000 человек» [53, с. 60].
И звериная жестокость у него всегда сочеталась со звериной же трусостью. Вот что он придумал для защиты России, когда понял, что Карл собирается идти на Москву:
«…и тут Петр был в своем амплуа: при наступлении Карла XII в 1708 году перепугался так, что велел вывезти из Москвы сокровища Кремля и стал по периферии страны строить систему укреплений…» [14, с. 103].
Но и «укрепления» эти его выглядели все так же однопланово: «…чтобы создать укрепления, стали засыпать землей действующие церкви» [14, с. 103].
То есть даже и здесь был найден предлог для борьбы с русскими святынями.
Потому становится понятным, что это эрзац-воинство супостата воевать всегда могло только с мирным населением. Об этом шведский король был осведомлен. Потому-то впоследствии, под Полтавой, уже практически безоружный Карл, у которого давно закончился порох, все так же настойчиво продолжал пытаться выбить четырехтысячный русский гарнизон из Полтавской крепости. При этом он не сомневался в «благоразумии» Петра, который на этот самый «газарт» не решится — в коленках жидковат, а предпочтет куда как более освоенный «маневр» — «здоровое отступление».