Зверь
Шрифт:
— Полноте, преподобный отче, вы говорите не серьёзно! — воскликнул граф Агиррэ обычным своим снисходительным и чуть саркастическим тоном. — Не могу поверить, что вы, кардинал и магнус нашей пресвятой церкви, произносите подобную ересь! Кровь Ушедших, прости меня Создатель! Да вы кощунствуете против нашей истинной веры!
— Господин кардинал готов оправдывать преступление Ворона любыми способами, — ядовито заметил Карваль. — Даже если приходится жертвовать догматами церкви.
— А разве вы сами, капитан, — немедленно возразил Левий, — разве вы сами не верите, что в жилах Повелителей
Карваль слегка смешался. Старая династия интересовала его меньше, чем прошлогодний снег, но не признаваться же в этом перед лицом союзников из Алата!
Рихард Борн с живостью уцепился за слова кардинала:
— То есть вы поддерживаете притязания его высочества? Принц скоро прибудет из Агариса, и тогда ваше влияние как князя церкви…
— Я желаю его высочеству только добра, — перебил Борна Левий, — но в нынешней ситуации я бессилен. Мне пишут, что Святой город наполовину разрушен наводнением; возможно, и сам принц стал его жертвой. Но даже если он жив, это ничего не меняет. Прежде чем соберётся конклав, прежде чем новый Эсперадор примет полноту власти пройдёт много времени. Мы должны смотреть на вещи трезво. Сейчас герцог Алва согласен пойти на уступки мятежникам Эпинэ. Я предлагаю своё посредничество и обещаю сделать всё возможное, чтобы предотвратить это гибельное междоусобие. Неужели, дети мои, вы желаете проливать кровь, свою и чужую, когда душа каждого эсператиста скорбит по Агарису и отцу нашему Юннию? Во дни траура вы желаете бряцать оружием? Я не в силах спокойно смотреть, как ввергаете свой край в ужасы братоубийственной войны! Истинная вера призывает вас к миру.
Барон Флоримон Шуэз, до сих пор молча стоявший позади Гаржиака, встрепенулся.
— Если герцог Алва и впрямь готов пойти на уступки, — проговорил он, — его стоит хотя бы выслушать. Не будет большого вреда в том, чтобы выяснить условия мира через его высокопреосвященство.
— Да вы рехнулись, Шуэз! — воскликнул возмущённый Карваль. — Вести переговоры с подлецом, который не постеснялся подослать своего шпиона для убийства несчастного графа Штанцлера? Для него солгать не сложнее, чем разрядить пистолет в ваш медный лоб!
— И не забывайте, что в царствование покойного Оллара Алва поддерживал все притеснения, которые мы тут терпели, — добавил граф Агиррэ. — Не по наущению ли его друга Дорака были распущены наши парламенты? А наша знать? Нет ни одной фамилии, которая не пострадала бы от гонений покойного кардинала!
— Кардинал Сильвестр сам был эпинцем, — напомнил Левий. — Его семейство соперничало с вашими, преследуя свои интересы. Но герцог Алва здесь ни при чём. Он кэналлиец и не занимался делами Эпинэ.
— А Октавианская ночь? — гаркнул барон Горуа тоном обвинителя, вторично грохнув латной рукавицей по многострадальному камину, да так, что старинные доспехи, украшавшие углы зала, вздрогнули. — Я был тогда в столице, ваше высокопреосвященство, и едва остался в живых! Ваш Алва позволил Дораку резать эсператистов как баранов! Как застигнутых врасплох беспомощных баранов, слышите ли? А потом собственноручно зарезал на дуэли капитана Феншо-Тримейна,
При упоминании о старшем брате епископ Риссанский помрачнел как туча.
— Герцог Окделл… — начал было Левий.
— Герцог Окделл безумный мальчишка! — завопил барон Горуа в неистовстве. — Он забыл о смерти своего отца и дал присягу служить его убийце!
— Герцог Окделл заверил конгрегацию кардиналов, что герцог Алва не причастен к Октавианской ночи, — договорил Левий, пытаясь перекрыть рёв барона.
— А в чём ещё он вас заверил? — насмешливо поинтересовался полковник Люра со своего места у балюстрады. — Может быть, в том, что генерала Феншо-Тримейна и впрямь следовало расстрелять в Варасте, раз уж он не понравился его эру?
К счастью, опасную издёвку заглушил лошадиный топот, донёсшийся со двора: должно быть, кавалерийский отряд возвращался с обхода. Тут же послышались вскрики и невнятная речь: это конюхи бросились к лошадям, чтобы отвести их в стойла. Левий сделал вид, что не расслышал насмешки, и ответил как можно твёрже:
— Герцоги Окделл и Алва спасли епископа Оноре во время беспорядков в столице. Кроме того, именно Первый маршал пресёк резню в Олларии. Его действия изучены, а невиновность признана Святым престолом. Что касается дуэли, то, хотя церковь и осуждает её, со светской точки зрения в ней не было ничего вероломного. Поэтому я не вижу оснований не доверять его слову.
— Не было ничего вероломного? — возмутился Карваль. — А как же магический амулет, который спас его на линии?..
— Расскажите о честности Алвы генералу Манрику, ваше высокопреосвященство, — насмешливо бросил Люра. — И его людям, которые не далее как в прошлом месяце пытались договориться с Вороном в Олларии. Я слышал, что дело закончилось пушечной пальбой по особняку тессория. Может быть, у вас иные сведения? Может быть, вас заверили, что Ворон облобызал господ Манриков, наградил верных им офицеров и возвёл на престол малыша Оллара? Или от снисходящей от Ворона благодати все его враги воскресли? Если такое чудо свершилось, я не возражаю против переговоров с ним.
Полковники Пикмаль и Рёдер переглянулись: если они и колебались окончательно принять сторону мятежников, напоминание о недавних событиях в Олларии подействовало на них как ушат холодной воды.
Левий почувствовал, что ломится в закрытые двери. Сердце его сжалось от мысли о том, сколько крови прольётся в самом скором времени из-за его неудачи. Голоса солдат, доносившиеся со двора, звучали в его ушах горьким упрёком: сегодня эти люди ещё живы, а завтра большинство из них будут мертвы.
— Дети мои! — воззвал он в последний раз. — Подумайте хотя бы о последствиях вашего мятежа. Герцог Алва – законный регент Талига, а возможно и король. Покойный Фердинанд II признал своего наследника Карла незаконнорождённым, к тому же нынешнее местонахождение ребёнка неизвестно. Если он и Манрики погибли во время бегства, то герцог Алва – ваш государь, которому вы обязаны повиновением!
Епископ Риссанский побелел так, что губы на его лице почти слились с цветом кожи, и ответил ледяным тоном: