Зверь

Tesley

— Дорогу! С-свободи дорогу! Живей! — кричали хозяева всего этого добра.

— Никто вас не тронет, дурачьё! — надрывался сержант столичного гарнизона, бесцеремонно прижатый телегами к стене какой-то лавки.

— Эх, поднажми!..

— …Троюродный брат жены… За городом, в Нейи… При-имет, куда он денется!..

— Говорят, кум Паскаль, что Манрики у всех ворот поставили охрану, чтоб никто, значит, не вошёл и не вышел без разрешения…

«Это крысы, — машинально думал Ричард. — Крысы всегда бегут, едва почуют беду. Как трусы. Как дядюшка Карлион».

Впрочем, юноша тут же устыдился своих мыслей: будь у него

на руках сёстры, он сам, скорее всего, сейчас рвался бы сломя голову через Данар. На южном берегу столица юридически кончалась, поэтому в Заречье не было ни городской стены, ни ворот, ни вооружённых дозоров возле них.

На площади перед городской ратушей бурлило настоящее людское море: со ступенек церкви святого Адриана тоже зачитывали манифест Фердинанда II. Ричард с тревогой заметил, что за спинами людей растянулась цепь конной гвардии, очевидно, присланной сюда, чтобы взять под охрану совет купеческих старейшин и ремесленных цехов. Толпа глухо роптала на солдат, скалясь, как многололовый пёс.

Ричард машинально взглянул на тень у своих ног. Рамиро находился рядом и, казалось, тоже скалился на гвардейцев. Присутствие литтэна немного успокоило юношу: он поможет им выбраться, если вдруг случится какая-нибудь заварушка.

— Его высокопреосвященство! — кричал тем временем священник. — Его высокопреосвященство! Обратится сегодня к народу из своего дворца!

— Смерть эсператистам! — истошно отвечала толпа.

— Ступайте ко дворцу кардинала! Воззвание к народу! Воззвание его высокопреосвященства к народу!..

Толпа согласно качнулась и понесла с собою Ричарда и Кеннета в обратном направлении: кардинальский дворец находился как раз посередине между двумя мостами. Сюда уже стекались потоки людей: с набережной, с перекрёстка Лоскутной и Ломбардной и с улицы Правосудия. Дику удалось остановить Баловника под аркой здания Королевского суда. Из окон соседних домов свешивались целые гирлянды голов, мужских и женских; солдат, однако, здесь не было. Вероятно, Манрики пока не решались бросить перчатку в открытую в лицо Дораку.

— Смерть убийцам! — неслось с разных сторон.

— Братья, отомстим подлым эсператистам за нашего доброго короля!..

— А ворота-то, ворота ещё открыты?

— Говорю вам, мэтр Бушьер: целая армия! Идёт из Атрэ-Сорорес на столицу! Я собственными слышал: генерал Манрик отдал приказ!

— Говорят, они и пушки везут…

— Смерть!..

— Пусть она сдохнет, коронованная шлюха, пусть сдохнет! Она блудила, а нам теперь страдать?..

— Все вы, бабы…

Кардинал вышел на балкон своего особняка в той же нарядной сутане, в какой был утром. Его сопровождали епископ Олларии Агний и настоятели почти всех крупных столичных храмов. Однако тот, кого так мучительно в глубине души ждал Дик, так и не появился. Напрасно юноша искал взглядом знакомую фигуру в чёрном. По сердцу полоснуло острое разочарование сродни отчаянию. Почему? Почему комендант Багерлее упёрся? Неужели он не боится гнева Ворона?

Дорак поднял руку, призывая народ к тишине. В эту минуту он показался Дику похожим не на проповедника, обращающегося к пастве, а на полководца, посылающего войско в бой.

Гомонящая толпа мало-помалу умолкла.

— Сегодня, — заговорил Сильвестр, и его голос тихим эхом пронёсся над людским морем, — случилось страшное несчастье. Все вы знаете, дети мои: утром, на

паперти Собора Святой Октавии свершилось гнусное злодейство. Был подло убит наш добрый государь – наш король Фердинанд Мученик!

Толпа издала протяжный гневный рык. «Смерть эсператистам!» — кричали тут и там. «Мученик, наш добрый король-мученик!» — голосили женщины. — «Убит, убит!». Кардинал позволил выплеснуться этому первому порыву горя и ярости и снова поднял руку, призывая народ к тишине. Рыдания и вопли заглохли.

— Я слышал ваш плач, дети мои, — продолжал Дорак звучным уверенным голосом, — я слышал ваше негодование и призывы к мести. Сердце моё, как и ваши, обливается кровью! Но знаете ли вы, кто ваш враг? Знаете ли вы, кто приспешник убийцы? Вы думаете, это ваш сосед, который прячет Эсператию под подушкой? Нет! — выкрикнул кардинал во всю мощь своих лёгких. — Ваш истинный враг притворяется вашим единоверцем! Он – лицемер, который молится с вами, а сам приводит солдат под двери ваших домов! Он вор, укравший власть! Он ведёт под стены Олларии армию, чтобы взять её как неприятельский город! Он хочет посадить вам на шею малолетнего ублюдка эсператистской шлюхи! Вот кто ваш враг, дети мои! Хотите ли вы покориться приспешнику подлой еретички?

— Нет! Смерть Манрику! — грохнуло по площади с редким единодушием ненависти к финансистам. — Смерть предателю вору!

— Я отлучаю изменника от церкви! — откликнулся кардинал. — Сегодня мы наденем серые ленты в знак траура по Фердинанду-мученику! Я зову вас вступать в войско Лиги, дети мои! Я поведу вас за собой!

Раззадоренная толпа вопила и потрясала кулаками. Ричард счёл, что самое время уходить. Им с Кеннетом удалось проскользнуть под аркой Королевского суда в Молитвенный переулок и вдоль Книжной галереи выбраться на улицу Двух Суанов. Уже темнело. По дороге им то и дело попадались люди с факелами, и Дик с тревогой заметил, что у некоторых на плече повязаны чёрные банты.

Они выбрались на набережную недалеко от Рыбного рынка и доехали до квартала святого Андрея кратчайшей дорогой. В этом районе жили главным образом «соглашатели» – так называли эсператистов, признающих олларианские обряды, и «умеренные» – сторонники церковного мира. В Октавианскую ночь здешние обитатели почти не пострадали благодаря удачному месторасположению: с юга квартал почти упирался в Данар, а на востоке тянулся обширный пустырь, окружавший заброшенное Нохское аббатство. Открытыми оставались только западная и северная стороны, однако их легко можно было перегородить цепями. Когда Ричард с Кеннетом подъехали, местные жители занимались как раз этим. Кругом только и слышались что разговоры о Резервной армии: кто-то даже божился во всеуслышание, что полки войдут в Олларию ещё до наступления утра.

Гиллалун, как выяснилось, снял в гостинице целый этаж, и надорцы, не покладая рук, превращали нижний зал в укреплённый бастион. Однако Дику было очевидно: когда Дорак спустит свою Лигу с цепи, все эти укрепления не продержатся и двух суток. Нужно было на что-то решаться. Озабоченный юноша собрал всех своих людей у огромного очага: дворяне уселись за столом, а слуги разместились позади них на лавках.

— Господа! — объявил Ричард, тщетно пытаясь сдержать лихорадочное сердцебиение. — Я должен предупредить вас, что после сегодняшних событий мы встаём на сторону монсень… то есть герцога Рокэ Алвы.