Зверь
Шрифт:
— Король при смерти! — оборвал Генерального атторнея Сильвестр. — Или вы хотите дождаться, чтобы герцог Алва сам подписал приказ о своём освобождении?
— Король ещё жив, — возразил Флермон.
— Но сейчас мы должны дать ему покой! — воскликнул кардинал с раздражением. — Король исповедуется духовнику.
— Пять минут назад вас это не остановило! — не остался в долгу Генеральный атторней.
— Постойте, господа! — вновь заговорил тессорий, поднимая руку, чтобы привлечь к себе внимание. — Перед нами стоит важная задача. Не будем лицемерить: все мы знаем, за какое преступление герцог Алва сидит в Багерлее. И хотя стараниями господина кардинала
— Соберано Кэналлоа и измена несовместимы! — осадил Манрика Генеральный прокурор, побагровев.
— Как вам угодно, — равнодушно бросил тессорий. — Но суть дела в том, что герцог Алва утратил доверие короля, а Талигу нужен регент на время несовершеннолетия принца Карла.
Если бы Сильвестр лицом к лицу столкнулся со Зверем Раканов, он и то не оторопел бы больше. Принц Карл?
— Вы сошли с ума, граф? — негромко осведомился он, не веря своим ушам. — Король только что подписал манифест о престолонаследии!
— Все мы видели, что король сделал это не по доброй воле! — дерзко возразил Манрик. — С вашей стороны это было настоящее насилие! Согласие, данное под принуждением, не является согласием. Поэтому преемником Фердинанда II остаётся кронпринц Карл Оллар.
— Это измена, господин граф, — предупредил Сильвестр, поднося манифест к самому носу старшего Манрика. — Читайте: всякий, кто станет именовать Шарля Сэц-Ариго престолонаследником, будет повинен в государственной измене!
— Это вы повинны в измене, ваше высокопреосвященство! — не сдавался Манрик. — Взгляните, господа: разве это королевская подпись?
— Король подписал манифест при свидетелях! — яростно возразил кардинал.
— И я свидетельствую, — выкрикнул из-за дверей Малой опочивальни отец Урбан, на время отошедший от Фердинанда, чтобы дать место врачу, — что король сделал это вынужденно!
Сильвестр огляделся: члены Тайного Совета стояли понурясь, как люди, оказавшиеся в безвыходном тупике. Леворукий и его кошки! Кардинал почувствовал, как тупая игла безжалостно пронзает в его сердце, причиняя ноющую боль. Эти симптомы были известны ему слишком хорошо. Неужели у него не хватит сил и времени, чтобы обуздать зарвавшихся Манриков?
Он всмотрелся внимательнее: эпинцы – Рафиано, Маллэ и Ланже – были явно подавлены, военный министр барон Йонеберге тоже, кажется, не одобрял напористость Сильвестра. Кэналлийцы – маркиз Орильян и Руй де Аленгор молчали: вероятно, Алва из Багерлее успел настроить их в угодном себе ключе. Престарелый геренций вертел головой, словно взвешивая, к какой партии лучше присоединиться. В своё время он ошибся, сблизившись со своим тестем Приддом и теперь боялся прогадать. Его сын, Первый камергер, вопросительно посматривал в сторону Главного церемониймейстера, своего зятя. Твёрдо поддержать кардинала были готовы лишь Государственный секретарь Вейсдорн и новый супрем, только что оскорблённый Манриками.
Сильвестр наудачу обратился к смущённому экстерриору.
— Послушайте, граф, — проговорил он как можно убедительнее, — неужели в таком опасном положении вы готовы передать власть в руки бессовестных интриганов и предателей? Вы же понимаете, что означает признание прав сына Катарины Ариго!
Экстерриор вздрогнул и поднял на кардинала мрачный взгляд.
— Господа, — неторопливо произнёс он, словно взвешивая каждое слово, — я хотел бы рассказать вам… М-м… — Сильвестр в ужасе уже ожидал очередной
— Никто не имеет на это права! — выкрикнул тессорий. — Король ещё жив!
— Значит, мы все должны попросить короля о его освобождении, — спокойно ответил Рафиано.
— Его величество кончается! — торжественно объявил мэтр Марон из глубины Большой опочивальни.
Сановники поспешно бросились из бывшего Орехового кабинета к одру Фердинанда II. Здесь уже собрались все придворные; святые отцы, прибывшие из Собора Святой Октавии со свечами, елеем и святой водой, помогали отцу Урбану. Взбудораженный двор, несмотря на трагичность минуты, гудел как туго натянутая струна. Один только Фердинанд, укрытый до подбородка роскошно вышитым покрывалом, тяжело дышал и уже ни на что не обращал внимания.
Сильвестр занял своё место рядом с королевским ложем и присоединился к хору молитв. Граф Манрик, пристроившись у него за плечом, не преминул ядовито шепнуть ему в самое ухо, вероятно, припомнив недавние слова короля:
— Это вы его убили, ваше высокопреосвященство!
«Ничего, — думал Сильвестр, ощущая ноющую боль то ли в сердце, то ли в душе: — Ничего: хотя бы на сегодняшний день я ещё переживу его».
Мэтр Марон согнулся над постелью и положил свои пальцы на запястье короля; его помощник встал рядом, держа наготове маленькое зеркальце. Натужный сип, вырывавшийся из горла несчастного Фердинанда, становился всё реже и тише. Придворные наконец замолчали, проникнувшись близостью смерти. Кардиналу бросилось в глаза расстроенное и растерянное лицо юного герцога Окделла, стоявшего в первых рядах. Отец Урбан вполголоса начал читать отходные молитвы. Сильвестр хотел было присоединиться к нему, но у него не повернулся язык, почему-то налившийся каменной тяжестью.
Тяжёлое дыхание Фердинанда стихло окончательно. Мэтр Марон на секунду распрямился и, взяв у своего помощника зеркальце, поднёс его к губам короля. Он держал его, как показалось кардиналу, очень долго, никак не меньше полминуты. Затем первый медик выпрямился и произнёс самые страшные слова, которые слышал Сильвестр в своей жизни:
— Король скончался.
___________________
[1] Глас народа – голос Божий (лат).
Глава 4. В который час не думаете. 4
4
Фердинанд II скончался 15 дня Осенних Ветров 399 Круга Скал, в два часа и сорок семь минут пополудни. С ним угасла целая династия. Пророчество исполнилось: Олларам был отпущен всего один круг. Четыреста лет назад, в каком-то отупении чувств подумал Дик, глядя в измученное лицо мёртвого короля, Алан Святой умер, воспротивившись пришлому завоевателю, а сегодня последний Окделл искренне сожалеет о последнем Олларе, одиноком и несчастном человеке.
— …Но королевская власть не умирает, — врезался в его размышления голос кардинала: оказывается, Дорак воспользовался моментом и уже начал что-то говорить. — Человек или династия угасают, но принцип продолжает существовать. Не печальтесь, дети мои: король Талига жив и здравствует! Согласно закону и последней воле усопшего государя его преемником является Рокэ, герцог Алва. Позвольте зачитать вам манифест.