Звериная страсть
Шрифт:
Чтобы прийти в себя, я отпиваю большой глоток вина — насыщенный вкус лишь разжигает вурдалачий аппетит под моей кожей.
Я теснее придвигаюсь к Рати, влекомая неведомой силой, в то время как Юргис отпускает колкие шутки о том, что Моран чересчур уж со мной любезен — слова с темным подтекстом, которые нагнетают и без того напряженную обстановку за столом.
Агний резко поднимается со своего места, не в силах больше мириться с их балаганом. После его ухода в зале надолго поселяется гнетущая тишина.
Я
— Знаете, все-таки хорошо, что за столом нет Казимира. Он бы напрочь испортил все праздничное настроение! — прорезался голос Юргиса. — Такое ощущение, что даже спустя почти век, наш Кази никак не может смириться с тем, что его горячо любимая невестушка предпочла чужую постель его.
Слова повисают в потоке воздуха, словно петля, затягиваясь у меня на шее. Как он может так говорить о Сияне? Она была верна Казимиру до самого конца.
Но Юргис невозмутимо продолжает: — Даже если бы, к примеру, Шура стала новой подружкой Казимира, она бы тоже предпочла Морана в конце концов. Если б только увидела, какой у него здоровый…
Моран ударяет кулаками по столу, отчего бокалы жалобно дребезжат.
От испуга, я мгновенно выпускаю свои когти и рассекаю щеку Рати. Он испускает короткий вопль, стукаясь головой о деревянную поверхность стола.
Глаза Морана вспыхивают бешенством, и он наклоняется вниз, обнаруживая свернувшегося под столом Ратишу. Молниеносным движением Моран прихватывает его за шиворот и отшвыривает к стенке.
Спустя мгновение он уже оказывается рядом со мной, стискивая мою руку так крепко, что кажется, будто это чугунные оковы, приковывающие меня к этому проклятому месту.
— Идем, — прорычал он, оттаскивая меня от остатков разгромленного торжества.
Я отчаянно бьюсь, царапая его руку когтями в тщетной попытке вырваться.
— Что? Собираешься сделать со мной то же самое, что сделал с Сияной? — прокричала я с вызовом. — Ты выбросил ее из дома! Она скиталась по лесу в поисках крова, но его не нашла! Вурдалаки растерзали ее по кусочкам! Из-за тебя!
Моран реагирует быстро и жестоко — наносит мне по щеке такую пощечину, что в глазах начинают мелькать звезды.
— Никогда тебе больше не видать дневного света. Я никогда не сниму с тебя свою метку, — ядовито процедил он, в каждом слове сквозила затаенная ненависть. — Ты сгинешь в этих стенах и сгниешь здесь же. Крысы будут поедать твой труп. Никто тебя не похоронит!
Слезы льются из моих глаз, как только он удаляется. Я падаю на колени на стылый пол, чувствуя себя окончательно поверженной этим бесконечным циклом унижений и страданий, ставшим моим
— Нет! Нет! — выкрикиваю я в пустоту вокруг.
Мои руки неудержимо дрожат — этот дом стал для меня тюрьмой, построенной на мучениях и предательстве. Стены смыкаются вокруг меня, и кажется, что каждая тень потешается надо мной.
С меня хватит. Довольно с меня унижений.
Безысходность давит на меня, и я задыхаюсь под ее удушающими тисками, поэтому обращаюсь в бегство.
Когда я вбегаю в заснеженный лес, мороз пробирает меня до костей — столь разительный контраст с пылающим во мне жаром. Внутри меня пробуждается зверь — вурдалак, обостряющий чувства и усиливающий инстинкты.
Я глубоко вдыхаю сосновый аромат, смешанный с земляным запахом влажной земли и перегнивших листьев. Однако помимо всего этого в воздухе витает и другой запах — запах человека. Возможно, охотник, бродящий по этому лесу с луком через плечо и убитым зайцем в мешке.
Я бесшумно бегу меж деревьев, каждый шаг подтачивает дурман внутри меня.
Сердце заходится от предвкушения, когда я замечаю его — грубоватую фигуру в мехах, осматривающую местность в поисках добычи.
Я притворяюсь беспомощной, позволяя слезам политься по щекам, когда опускаюсь под раскидистую ель.
— Умоляю, помогите мне… Прошу, кто-нибудь!
Охотник настороженно приближается, привлеченный моим зовом.
— О, Бог мой, что же с тобой приключилось? — с беспокойством в голосе спрашивает он, опускаясь передо мной на колени. Его взгляд скользит по моей фигуре и останавливается на груди — волчьей метке, проглядывающей из-под воротника платья.
Рука мужчины тянется ко мне, чтобы коснуться следа от когтей на груди. От его прикосновения мои губы кривятся, а во мне разгорается необузданная ярость.
В одно мгновение я бросаюсь на него — мое тело движется со скоростью и силой, не сравнимыми с человеческими. Охотник едва успевает среагировать, как я оказываюсь на нем, выпуская острейшие когти у его шеи.
Я погружаю зубы в его горло, чувствуя, как легко разрывается кожа.
«Кровь такая теплая… Словно пьешь чай медовый», — в перерывах между глотками думаю я, ощущая ее солоноватый привкус.
Покончив с охотой, я бросаю взгляд на лужу, покрытую наледью, в которой виднеется мое новое отражение. Глаза мои наливаются багрянцем, а губы, окрашенные кровью, хищно блестят в бледном свете, пробивающемся сквозь кроны елей.
Скольжу языком по заостренным клыкам, появившимся в процессе этого темного пиршества, — свидетельство того, кем я стала. Вновь взглянув на свое отражение свысока, замечаю нечто поразительное: на груди больше нет следов от когтей Морана.
— Теперь я свободна, — шепчу я с неверием и облегчением.