Звериный круг
Шрифт:
— Ловчишь, Валек. Ох ловчишь! — Чапа покачал головой. — Только на двух стульях не усидеть. Выбирай, пока за тебя не выбрали. Либо Сулик, либо Алоис.
— Значит, советуешь переметнуться?
— Все правильно, сынок. Мы с тобой люди маленькие — те самые, о которых ноги вытирают. Так что не строй из себя девочку. Ты не Труфальдино, чтобы иметь двух хозяев… — Чапа настороженно повернулся. Через раскрытое окно долетело далекое треньканье трамвая. — В общем, я сказал, ты услышал. Дальше решай сам.
— Спасибо, — кротко поблагодарил Валентин. — Я подумаю.
— Подумай,
— Кстати, — Валентин взглянул на часы, — можешь отправляться домой. Твоя смена уж два часа как закончилась. А я пока пройдусь по территории.
Уже в дверях Валентин обернулся:
— Гоша не заглядывал?
— Гоша? Это тот мужичонка зачуханный? Вроде нет, не помню. Карзубый заходил, а этот нет. Зачем он тебе?
— Так… Стихи брал почитать и все никак не вернет.
— Чего-чего? Стихи? — Чапа выглядел обескураженным. — Этот чухонец читает стихи?
Не отвечая, Валентин вышел.
* * *
«Зачуханного мужичонку» он обнаружил в щитовой. А перед этим еще раз побывал в кладовых, заглянул в пустующий душ. Именно в таких местах Гоша прятался от людей. Забитое существо, вызывающее у одних жалость, у других смех.
Костлявый и нелепый, он был обряжен в такую же нелепую одежду: мышиного цвета брюки, боты на металлических молниях, вельветовая куртка времен шестидесятых и лыжная шапочка, не покидающая головы в течение всего года. Разнорабочий стадиона скрывал под ней лысину — главный объект насмешек. «Шмурики, откуда у нашего Гоши плешь? Червонец тому, кто расколется!..» Обычно не раскалывался никто, зато все с удовольствием хохотали. Гоша работал на стадионе уже пятнадцать лет и все это время неизменно числился в категории разнорабочих. Его посылали за пивом и сигаретами, под плохое настроение награждали оплеухами и пинками. И Гоша выполнял все безропотно, умудряясь, однако, сохранять при этом толику достоинства. Он играл роль отзывчивого малого, не желая признаваться ни себе, ни окружающим, что мало-помалу превратился в забитого раба. Именно эта несостыковка кажущегося и реального подтолкнула Валентина взять над Гошей опеку. Опека оказалась обременительной, и тем не менее от Гоши постепенно отступились.
Разглядев в полумраке скрюченную угловатую фигуру, Валентин повернул тумблер и шагнул в щитовую.
— Привет, пролетарий!
С радостной суетливостью Гоша соскочил с лавки, пожав протянутую руку, неуклюже поклонился. Он действительно был рад Валентину, но улыбался смущенно и неестественно. Жизнь крепко поработала над ним, коли отучила делать такие простые вещи. Встречаясь с Гошей, Валентин нередко испытывал приступы раздражения. Согбенная фигура несчастного разнорабочего вызывала в нем слепую безадресную ярость. Он с трудом брал себя в руки. В жизни мириться приходилось не только с этим, но именно в случае с Гошей он сознавал полное свое бессилие.
— Садись. — Валентин кивнул на скамью, а то Гоша так бы и стоял перед ним, словно рядовой перед генералом. — Садись и рассказывай.
Что-то пробормотав, Гоша зачем-то обошел скамью кругом и только потом неловко присел на самый краешек. Шагал он
Прежде чем заговорить, Гоша помолчал, собираясь с мыслями, плавным движением, словно пианист перед игрой, выложил на колени кисти.
— Сегодня я прибирал в коридорах, — низким медлительным голосом начал он.
— Чужих вроде не было. Начальники дважды собирались в кабинете, о чем-то там ругались. Потом пили. Степчика заставили нырнуть с вышки, а потом еще несколько раз, пока он не наглотался воды, Яша его вытаскивал шестом… А с утра суетились с сауной: меняли деревянную обшивку, вызывали техников.
— Вот! А говоришь, чужих не было!
Гоша виновато заморгал.
— Техники тоже из наших, — несмело промямлил он. — Обслуживают котельную.
Одного Павел зовут, другой — седенький такой…
— Ладно, продолжай. — Валентин успокаивающе махнул рукой.
— В общем, сауну отладили. Сейчас там Яшины ребята, ну и… некоторые из гимнасток. — Гоша густо покраснел. — А Сулик с Малютиным в бильярдной. Играют на деньги.
— Стало быть, вся гоп-компания, кроме Алоиса? Жаль.
— Ну да. — Гоша неуверенно пожал плечами. Он словно ощущал некую вину за все сказанное.
— Больше ничего?
На Гошином лице отразилась тихая паника. Плечи его снова поползли вверх.
Он искренне переживал, что не может ничего добавить к рассказу.
— А то, о чем я тебя просил?
Разнорабочий испуганно встрепенулся. Голова его часто закивала.
— Да, это я сделал! Батарейку вставил, как вы просили.
— Никто тебя не видел? .
— Нет, все было тихо. — Гоша заволновался. — Вчера ведь что было? Ну да!
Они как раз ушли в бильярдную. А я взял совок и веник, как вы советовали! Ну и пробрался туда.
— Вот и отлично. — Валентин похлопал его по плечу. — Ты все сделал правильно. Главное — спокойствие и осторожность. Если кто рядом, не рискуй…
Как там наш Коля-Николай? Зубы по-прежнему не вставил?
— Он хотел, но туда надо днем, а Степчик не пускает. Днем — уборка территории, надо сжигать ящики, мусор, а тут еще новые дела навалились.
— Ясно. Значит, приятель по-прежнему шепелявит. Зря.
— Я ему тоже говорил. Конечно, надо сходить! — Губы у Гоши задрожали. Он и тут ощущал себя виноватым, хотел оправдаться, но не получалось. Коля-Николай шепелявил, и факт этот перевешивал все его, Гошины, старания… Приглядевшись к нему внимательнее, Валентин нахмурился.
— А ну-ка повернись, дружок!.. Еще немного. Так… Кто же это тебя?
Левая щека у Гоши выглядела чуть припухшей. Синева еще не проявилась, но догадаться о случившемся было несложно.
— Кто-нибудь из Яшиных орлов?
Гоша понурил голову. Обстоятельства своих многочисленных избиений он предпочитал скрывать. Валентин вспомнил недавнюю усмешку Чеплугина.
— Не Чапа, нет?.. Ну, слава богу. Тогда кто? Степчик, что ли?
Гоша не ответил, но по дрогнувшим плечам Валентин понял, что угадал.