Зверюшки
Шрифт:
Неожиданно он заметил, что дорога уже давно идет не на запад, а на юг - закатный свет не бил ему в лицо, а оставался справа. Он достал ту самую карту и, сверившись с ней, понял, что придется бросить машину и переваливать через хребет, лежащий по правую сторону от дороги. Но делать это на ночь глядя было бессмысленно. Подъехав к очередному полуразрушенному мостику, он остановился и отправился на разведку. Продравшись через густой кустарник, он оказался на пологом берегу реки и решил, что место для ночлега подходящее.
Тогда он перетащил сюда из машины раненую Алину и все рюкзаки, вернулся к джипу, въехал на мост и повернул к краю, где не было перил. Нажав на газ до упора, он выскочил из джипа, едва не опоздав - он
Н. вернулся к Алине. Наломав сучьев, он развел костер, высушился около него и поужинал консервами с хлебом. Алина есть не хотела, только пить. К счастью, благодаря реке с водой никаких проблем не было. Затем он залез в спальник рядом с девушкой, чувствуя идущий от неё жар. Сон не приходил. Н. лежал с раскрытыми глазами, прислушиваясь к неровному, хриплому дыханию Алины, шуму течения на недалеком перекате и изредка раздающимся в ночном лесу непонятным трескам и шорохам.
Неизвестно, сколько уже времени он пролежал без сна, когда Алина неожиданно разжала губы и медленно произнесла:
– Почему они в нас стреляли?
– Что?
– испуганно вскинулся Н. Он приподнялся, зажег фонарик и осветил лицо Алины. Она лежала с широко раскрытыми глазами, взгляд которых, все время меняющий направление, упорно не желал останавливаться на Н., как будто Алина смотрела сквозь него, не замечая его. Он осторожно прикоснулся кончиками пальцев к её щеке, почувствовав сильный жар, и тихо спросил, встревоженный странным выражением её лица:
– Родная, о чем ты спрашиваешь? Что с тобой? Как ты себя чувствуешь?
Она не слышала его вопроса, не замечала его лица, склонившегося над ней. Кожа на запавших щеках приняла восковой оттенок. Но её губы снова разжались, и она отчетливо, без всякого выражения, повторила вопрос:
– Почему они в нас стреляли? Они же должны были знать.
Н. почувствовал, как у корней волос выступает холодный пот.
– Кто стрелял?!
– воскликнул он, схватив её за плечи и слегка встряхнув.
– Кто должен был знать?! Алина, милая, что с тобой?! Ответь!
Ее голова безвольно моталась из стороны в сторону. Как будто эти толчки устранили какой-то внутренний тормоз, губы зашевелились быстрее, и слова потекли из её рта непрерывным потоком.
– Им должны были сообщить... Что же Одворил - неужели не предупредил... Понятно, телефон не работал... Может, Вадага постарался? она произнесла ещё несколько имен, неизвестных Н., а потом он просто перестал улавливать в её словах всякий смысл, - а Свен... за Зверюшками... ворота... подставные... поехать в Столицу... надо кому-нибудь... не узнаем... а он сидел и рассказывал нам все, что ему приснилось... выход есть... всякий раз что-то не дает им воспользоваться... только сильнее запутывает... Почему в нас стреляли?
– дернулась она всем телом.
– Им должны были сообщить!
Ему стало по-настоящему страшно. Он выбрался из спальника, дрожа всем телом, отбежал к кустарнику, за которым начинался собственно лес, и встал там, тяжело дыша, как загнанная лошадь. Но взгляд его сам собой неудержимо стремился к темному пятну спальника около костра, а слух напрягался, улавливая обрывки слов. Его пугало не то, что эти слова могли означать, а то, что он не понимал происходящего. Как будто в Алину вселился кто-то чужой, подчинив её своей воле, и вещал её устами... Или - ему в голову пришла ещё более ужасная мысль - это не Алина лежит там в спальнике, а какой-то Зверюшка занял её место, приняв форму её тела, и если взять нож и сделать разрез, внутри не окажется ничего, кроме розовой субстанции, похожей на пористую резину. Его охватило непреодолимое
Он спустился по усыпанному голышами склону к речке, зачерпнул ладонями воды и плеснул в лицо. Ледяная вода слегка привела его в чувство, и он заметил, что в долине необычно светло. Неужели скоро рассвет?
– подумал он, надеясь, что при дневном свете кошмар кончится. Но небо было совершенно темным, и тем не менее из-за его спины струился непонятный свет, и огромная скала на другом берегу реки, целиком состоявшая из белого мрамора, сверкала тысячами отблесков. Он повернулся, окончательно решив, что это сон, и жуткий кошмар продолжается, принимая новые формы, но через минуту ему стало ясно, откуда исходит свет - над горным склоном поднималась луна. Ее край показался из-за гребня, просвечивая между стволов сосен, отчетливо выделявшихся черными силуэтами на фоне огромного желтого диска, настолько яркого, что на нем почти невозможно было различить детали. Светило медленно ползло по усеянному звездами небосводу, заливая долину призрачным сиянием.
Н. несколько минут следил за его движением, затем вернулся к костру, в глубине души надеясь, что кошмар кончился и Алина спокойно спит. Но надежды были напрасными - раненая все так же бредила, и в лунном свете её лицо казалось совсем потусторонним. Н. зажал уши руками и потряс головой, изо всех сил стараясь проснуться. Ему казалось, что его лицо и тело обволакивает тончайшая, почти неосязаемая пленка, отделяющая его от родного мира, в котором все просто и понятно, мешающая вернуться туда, сдавливающая кожу, лишающая легкие воздуха. Он водил руками по лицу, пытаясь нащупать эту пленку и сорвать её с себя, вырваться из нее, как из кокона, но она ускользала, или, разрываясь под его пальцами в тончайшие клочья, снова нарастала быстрее, чем он успевал её рвать. Поняв, что ему ничего не удастся с ней сделать, он бросился к Алине, опустился рядом с ней, схватил её за плечи и принялся трясти, крича:
– Алина! Хватит! Перестань! Замолчи, слышишь? Перестань! Не надо!
Поняв, что и это не помогает, он сделал последнее, что оставалось прижался губами к её губам, пышущим жаром, вложив в поцелуй весь свой страх и отчаяние, надеясь изгнать поселившееся в ней существо, а если нет, то хотя бы заставить замолчать, не давать ей говорить, не выпускать из её рта пугающие слова. Он целовал любимые губы, присосавшись к ним, боясь оторваться от них хотя бы на мгновение. Из груди Алины вырвался тихий стон, проникая через рот в его существо, и он чувствовал, как понемногу кошмар отступает, что перед ним лежит его Алина, его любимая женщина, тяжело раненая, истекающая кровью, и никакая Столица ему уже не нужна, а горы надо перейти только для того, чтобы спасти её.
17.
Вооружившись иголкой с ниткой, Н. смастерил из спальника и лямок рюкзака нечто вроде люльки для раненой девушки. Попробовав поднять это приспособление, он понял, что не в состоянии ничего больше утащить. Еда ему была не нужна: он был уверен, что в течение дня Алину нужно доставить к врачу, иначе её не спасти. Оставался ещё автомат. Немного поколебавшись, Н. вытащил из него затвор, зашвырнул в заросли крапивы, а сам автомат бросил в речку. Он полагал, что оружие не понадобится: если он уцелел случайно, то второго шанса не представится, а если его оберегает судьба, то и беспокоиться не о чем.