Звезда бегущая
Шрифт:
— Да, дедушка, веселые у тебя внучки. Вот порадовался бы, если б дожил!..
Из прихожей между тем донесся какой-то шорох, какое-то постукивание, и молодой мужской голос проговорил негромко, с робостью:
— Здравствуйте…
Марина вздрогнула, бросилась в прихожую и увидела, что там стоит молодой человек лет двадцати двух, в яркой алой курточке, в «фирменных» потертых джинсах, но явно он не собирается совершать ничего дурного, потому что шляпа у него, как и положено при входе в дом, не на голове, а в руках и вид у него довольно обескураженный.
—
Молодой человек поклонился. Движения его были скованны и нерешительны.
— Я — Миша. Аня вам, может быть, про меня говорила.
— Про вас? Мне? — удивилась Марина. И поняла, что это тот Анин «мальчик» и он принял ее за Лиду. — А! Вы подумали, я Анина сестра? Я подруга ее сестры. Марина.
— А-а где же… — начал Миша и, вконец заробев, не закончил, решил представиться, так сказать, официально: — То есть, простите, Михаил.
Марину от души забавляли его робость и скованность.
— Где же, простите, Михаил? — засмеялась она. — Или где же, простите, Аня?
— Ну да, я хотел сказать… я начал, а потом… — Миша запутался. — Я за Аней, мы в театр должны…
— Да вы не смущайтесь, Миша, — весело приободрила его Марина, — что вы так смущаетесь? Женщины, конечно, кусаются, но не в нашей с вами ситуации. Так что не бойтесь. — И вдруг она сообразила, что он появился в квартире каким-то странным образом — через закрытую дверь. — Да, а как вы вошли?
Миша с виноватостью махнул шляпой:
— Там открыто. Дверь вроде закрыта, а на замок не защелкнуто… Я подумал, может, так надо. Я знаю, у них бабушка больна. Может, подумал, чтоб не звонили…
— Не может быть, чтоб не защелкнуто, — перебила его Марина.
— Почему не может быть, — сказал Миша. — В жизни все может быть. Я вот, когда в армии служил, так у нас…
Марина снова перебила его:
— Ну а вы хоть защелкнули за собой?
— Нет. Защелкнуть?
Марина повела плечом.
— Конечно. А то ведь в жизни все может быть. И раздевайтесь. Аня скоро придет.
Миша захлопнул дверь и принялся раздеваться, а Марина пошла в комнату и стала собирать со стола разложенные на нем бумаги. Ей и до того не хотелось вновь садиться за них, а теперь уж выходило, что вроде как и нельзя садиться — нужно занимать гостя.
Миша, в такой же белесо-затертой, как джинсы, коротенькой джинсовой курточке, войдя в комнату, посмел сделать в глубь ее едва ли шаг, остановился на самом пороге.
— Вообще-то мы в театр должны… у меня билеты… в семь начало, нам бы уже и выходить пора…
Марина улыбнулась ему одной из своих ярких, ослепительных улыбок.
— В жизни, Миша, все может быть — может быть, и не попадете к началу. Вы как философ должны это понимать.
— Почему я философ? — в голосе Миши прозвучала уязвленность.
— А как же! Вон вы какую глубокую мысль с порога выдали: в жизни все может быть. Да еще в шляпе. — Эта
Марина села, забросив ногу на ногу, на диван под медвежью голову с ружьем, и Миша, поколебавшись, прошел в глубь комнаты, отодвинул стул от стола, тоже сел.
— О, случай такой, что ни в жизнь не поверишь. Но однако! Автомат один в пирамиде заряженным оказался. С патроном прямо в стволе. Взяли чистить, Вертихвост фамилия парня, чей автомат — с Украины парень, — разобрал и побледнел, глазам своим не верит. Ребята, говорит, чи патрон, чи ни? А мог ведь, как разбирать, и на спусковой крючок нажать — часто так делаешь. Уложил бы кого-нибудь за милую душу. Но главное в другом: откуда этот патрон в автомате взялся? По всей части патроны считали, все патронные ящики перетряхнули — везде подотчетное количество. Следователь работал — ничего не выявил. Загадка!
— Какая уж тут загадка, Миша, — сказала Марина. — Сам он, этот Вертихвост, и оставил тот патрон. Оставил и забыл.
— Что вы, это вы просто в армии не служили. Никак он не мог оставить. Пошел в караул — шестьдесят патронов получил, вернулся — шестьдесят сдаешь. Ни одним меньше, ни одним больше. В столовую старшина никого не пустит, пока все до единого обратно не получит.
— А, ну если в столовую, — очень серьезно согласилась Марина.
В прихожей зазвенел звонок, и Марина с Мишей оба одновременно поднялись.
— Успеем как раз, — поглядел на часы Миша.
— Едва ли, Миша, — направляясь в прихожую, сказала Марина.
Она знала, что говорила. Аня это никак не могла быть. Это был Андрей Павлович.
— Ряд волшебных изменений милого лица… — продекламировал Андрей Павлович, переступая порог. В интонациях его голоса, во всей его манере держаться была та энергичность, напористость, даже кипучесть, что присуща людям не просто жестко решительным, твердым в делах и поступках, но и удачливым в этих своих делах и поступках, вообще в жизни удачливым. — Мариночка, это ты — Марина или ты — это Лида?
— Я — это я, — улыбаясь самой своей ослепительной улыбкой, сказала Марина.
— Хм… ты — это ты, — в прежнем шутливом тоне проговорил Андрей Павлович. — Тысячу лет тебя не зрел — и вот зрю. — Снял плащ, повесил его на вешалку. — Но коль ты — это ты, то где же все-таки Лида?
— Будет скоро. Вышла.
Андрей Павлович поглядел на часы.
— Скоро, нет? У меня нынче время ограничено.
— Все у тебя для нее ограничено… — Проводя Андрея Павловича в комнату, Марина на ходу сняла у него с пиджака некую невидимую пылинку. — Тебе велено было прийти? Значит, проходи и садись. По-моему, — махнула она рукой в сторону стоящего посередине комнаты Миши, — у нас тут вполне теплая компания собирается. — И, загородив Андрею Павловичу путь, посмотрела на него сияющими глазами. — Для меня у тебя найдется время?