Звезда бессмертия
Шрифт:
Это будет потом. А сейчас он, словно зачарованный, смотрел, как их судно, четко подав необходимые световые сигналы речного кода, легко обошло метеор справа, как быстро отстал он, как появились на несколько мгновений в зоне видимости, а потом промелькнули и исчезли за кормой катера их эскорта.
Через пять минут, не снижая бешеной скорости, он снова развернул тримаран и мчался теперь навстречу восходящему солнцу. Единственное, что где-то далеко в подсознании все настойчивее беспокоило его в эти захватывающие минуты стремительного
Олег стал плавно поворачивать рукоятку фиксатора скорости и одновременно отключил двигатели поплавков.
— Правильно, капитан. Суть вполне ясна. Дальше рисковать не нужно.
— Андрей Иванович? Вы видели?
— Я здесь уже двадцать пять минут. Могу засвидетельствовать перед Государственной комиссией — испытания проведены отлично!
Он помолчал немного, как бы осмысливая увиденное, и, как всегда, сделал неожиданное свое заключение:
— При крепком попутном ветре носовой дифферент можно частично уменьшить за счет давления ветра на паруса. Но этот вариант мы опробуем в Черном море.
Снижая скорость, они приближались к “Юрию Гагарину”. Метеор стоял. Его, как казалось теперь, грузное тело, до половины погруженное в воду, неуклюже покачивалось на волнах. Пассажиры и команда во главе с капитаном высыпали на маленькую верхнюю палубу, на узкий трап, что шел по центру крыши, тесно набились в переходе возле выхода. Люди улыбались, махали руками, косынками, шляпами, что-то кричали.
Тесной группой неподалеку от “Юрия Гагарина” перевалились с волны на волну катера эскорта. Но вот они все сразу взревели моторами и быстро заняли свои привычные места вокруг тримарана.
— Я Гарькавый, — раздалось в динамике рации. — Он был взволнован — это сразу почувствовал Слюсаренко, вслушиваясь в голос подполковника. — У каждой службы свои заботы, как вы знаете, — сказал тихо. — Я прошу вас в дальнейшем более четко информировать группу сопровождения о своих намерениях. И если у нас не всегда хватит необходимой скорости, то часть наших товарищей может уйти вперед, чтобы освободить фарватер и избежать ненужных, в первую очередь вам, последствий от подобных встреч. Думаю, они еще проявят себя. У меня на этот счет острый нюх.
— Вас понял. Будут приняты меры для избежание подобных ситуаций, товарищ Гарькавый, — ответил Олег. — До Светловодска идем под парусами. Скорость — двенадцать узлов. Во время шлюзования прошу на “Юлию”. Вместе обсудим возможные и приемлемые в дальнейшем варианты движения и ходовых испытаний.
Олег отключил рацию, вытер рукой вспотевший лоб.
Потом устало опустился в кресло возле штурманского столика и придвинули себе бортовой журнал.
— Здесь, пожалуй, он прав, — мягко сказал Аксенов. — Тут мы действительно не додумали. Хорошо хоть то, что это единственный промах за трудную и в общем удачно минувшую вахту. Иди
Приняв освежающий душ, Олег тихонько, чтобы не разбудить Татьяну, вошел в полутемный кубрик. Задраенные наглухо иллюминаторы не пропускали дневного света и только в левом углу от входа над столиком с телевизором-видеофоном и рацией дальней связи едва мерцала аварийка. Он прошел в самый конец кубрика, тихонько нагнулся над Таниной постелью, чтобы достать в шкафчике над нею полотенце. Нащупав в темноте ручку от дверцы шкафчика, хотел уже потянуть ее к себе, но вдруг замер, не смея поверить в реальность происходящего, едва сдерживая рвущийся из груди радостный вскрик.
Две теплые руки мягко обняли его за плечи. Совсем рядом с его лицом блеснули искристые глаза. И милый Танин голос, прерываясь от волнения, едва слышно выдохнул:
— Я так люблю тебя, Олежек, так люблю!
Он нашел горячие влажные губы, прошептавшие эти слова. Олег целовал их, замирая от счастья, гладил руками ее шелковистые, коротко остриженные волосы и все шептал:
— Повтори, повтори еще раз, что ты сказала…
И Таня с радостью повторяла:
— Люблю… Очень люблю!… Навсегда. На всю жизнь…
Казалось, время остановилось для обоих. Они то замолкали в нежных объятьях, переполненные любовью друг к другу, то говорили и говорили, как будто спеша высказать все, что накопилось в сердцах за долгие дни взаимного ожидания. Вспоминали их первую “Юлию”, утонувший в Русановском заливе акваланг.
— Я отведу ему самое почетное место в нашем доме, — улыбаясь, горячо говорил Олег. — Пусть все видят виновника нашего счастья, пусть знают, что это не просто два газовых баллона и набор резиновых и хромированных трубок, а самая дорогая наша реликвия. Если б не он, вряд ли судьба свела бы нас вместе…
— Тогда и “Юлию” надо поместить в нашем доме.
— Боюсь, не хватит места! — смеялась Татьяна. — Акваланг был только хорошим поводом, а настоящая наша сводня — маленькая наша яхта…
— Согласен, пусть будет и “Юлия”! — засмеялся Олег. — Мы повесим на стене над аквалангом большую ее фотографию в роскошной раме.
— Ты сдержал свое слово, милый, — ерошила девушка ему все еще мокрые после душа волосы. — Я сначала думала — сказка. А выходит — быль. Чудесная сказка-быль. И новая фантастическая “Юлия”, и ты, Олежек, и наша любовь…
Теперь уже она целовала его. Ласково, нежно, долго.
— А ведь мы так и не побывали с тобой тогда в русской драме, — вдруг вспомнила она. — И ты, наверное, всегда будешь уходить от меня вот так, надолго. Уходить, оставаться где-то с самим собой, со своими формулами и киберами…
— Что ты, Танюша, — замотал головой Олег. — У нас с тобой будет множество общих дел. Мы всегда будем делать их вместе! А в театр обязательно пойдем в первый же день, как только вернемся в Киев. И в русскую драму, и в оперный, и в музкомедию.