Звезда Гаада
Шрифт:
Меня передёрнуло от холода. Невольно захотелось придвинуться к Благу поближе, хотя я вроде его ненавидела. Значит, он сначала держал меня, чтобы здешние искажения в пространстве меня не убили? Неужели… он заботился о моём состоянии?
— А нелетающие птицы пусть разобьются, — кривая усмешка на красивом и страшном одновременно лице, — К чему нужны птицы, которые летать не могут? Не вечно же родителям таскать им корм и еду!
Прошипела:
— Это ты сломал мои крылья!
— Которые ты не додумалась использовать сама, — усмешка стала жуткой, — и вообще… ты смеешь обвинять
Ах, я сама виновата?!
Мне захотелось его убить. И, почти сразу же, придвинуться к нему вплотную, к тёплому телу. Тут так холодно… мучительно холодно!
— Учись хранить своё Равновесие, — Благ прищурился, смотря то ли на меня, то ли через меня, — Даже если тебе повезёт и рядом будет поддержка, вроде этого глупого Тайаелла, это не навечно.
— Но тут… так холодно! — зябко потёрла плечи.
И страшно хотелось к нему придвинуться, тёплому, уверенному в своих силах, спокойному. Тьфу, блин! Что за жуткое наваждение, самой липнуть к Благу?!
— А для изначальных такой хаос усмирять было легко, — подлил он масла в огонь, широким взмахом руки указывая на жуткий город.
— М-может, Свет тут бесполезен?
— А что ты предлагаешь? — Старейшина устало опустился на землю.
Что… я сама должна всё решать?! Но я же ничего не умею!!!
— Ну… — замялась.
А он спокойно смотрел на меня. И ни подсказок, ни помощи. Ни тепла. Я тут насмерть замёрзну в этом жутком холодильнике!
Тьма метнулась к нам. Благ уклонился от чёрного щупальца, а меня оно задело по щеке. Липкая дрянь просочилась сквозь кожу, поползла внутрь. Сердце бешено заколотилось. Я отчаянно вдохнула воздух, вместе с ним наглоталась тёмных хлопьев. И жуткие воспоминания всплыли в памяти. Из горла вырвался крик, а потом ледяная струя пронзила душу…
— Надо бы поскорее положить её лечиться, — грустно сказала мама.
Я не видела её лица, так как стояла за дверью кухни, но слышала, как она вздохнула.
— А денег хватит на вторую операцию? Или как они там её называют… на следующее лечение? — проворчал отец.
— Раз уж есть какие-то копейки, надо долечить внучку! — возмутился дед.
Они говорили тихо, думали, что не разбудят меня, только это уже сделал кошмар, а затем меня погнала на кухню жажда. Но я почему-то остановилась у порога за закрытой дверью, услышав, что они говорят про меня.
— И что это за врачи такие? — проворчала бабушка, — Не могут ребёнка вылечить!
— Мама, это ж не платная больница. Мы просто врачам деньги даём, надеемся, что так они позаботятся о нашей Вере, — и мама со злостью припечатала, — Им же платят копейки, с чего им особо стараться? А за деньги…
— Даша, ты дура! — прохрипел отец, — Дело не в зарплате и не в нашем государстве! Просто это обычная больница, особого оборудования там нет. Какой-то богач хрен знает по какой причине именно там лечился и купил им какой-то новый заграничный прибор. Вот с тех пор врачи им и пользуются, а время идёт, машина стареет, — он заговорил ещё тише, — Когда Веру навещал, слышал чью-то болтовню
— Бред какой! — проворчал дед.
Бабушка принялась сетовать на жизнь, на нашу бедность, на страну и прочее, прочее… Дед грубо велел ей замолчать. Тогда его жена заголосила, что меня, бедняжку, опять будут скальпелем резать. Дед выругался матом и сказал, чтоб она сначала разобралась, как именно будут лечить моё сердце, а потом уже истерики устраивала.
Родственники неожиданно замолчали. И в унылой ночной тишине мамины слова ножом резанули меня по сердцу:
— И зачем я родила… такую?
Дед покрыл её матом, она зарыдала. Я обессиленно сползла по стенке, закрыв рот рукой. Когда они решили перенести совещание на другую ночь и открыли дверь, то обнаружили меня лежащей на полу. Я беззвучно рыдала. Мама сказала что-то ласковое — и у меня началась истерика.
Потом мать чувствовала себя виноватой, просила прощенья, говорила, что очень меня любит, просто она очень устала, но я ей не верила. Я же помнила её слова: мама жалела, что меня родила. Такую, никчёмную. Больную. Из-за которой они столько мучались всегда.
Тогда мне было лет восемь. Прошло ещё девять — и та горькая ночь стёрлась из памяти или же была задвинута на край сознания. Но ощущение боли осталось. И эти мысли: я зря родилась, моя жизнь напрасна, я бесполезна, от меня всем только проблемы.
Иногда мне снился тот страшный день, я кричала во сне и просыпалась в слезах. Я не помнила, что это правда было, но боль в моей душе осталась…
Сознание, затуманенное лекарствами, уныло наблюдало за тем, что было видно около бледно-зелёной преграды. Вот медсестра пронесла толстый шприц, полный чего-то красного, прямо как кровь. Вот запищала машинка, надулась ткань, прижимавшая что-то к моей левой руке — прибор отсчитывал не то пульс, не то давление. Я спрашивала у врачей, через сколько минут эта штука заводится — хотела считать так время, но они не сказали.
Из капельницы вливалась в мою кровь какая-то гадость, казалось, она промывает меня насквозь. Жуткое ощущение…
Время ползло как сонная муха в жаркий летний день по оконному стеклу…
Врачи что-то говорили, но я уже перестала вслушиваться. Иногда возмущалась, когда тонкий провод задевал стенку артерии или вены. Врачи вкалывали что-то ещё в моё несчастное тело.
Ох, опять операция… или лечение? Какая на хрен разница?! Когда же она закончится?..
И вдруг я услышала, как врач сказал:
— Всё пропало.
И мне стало так жутко, как никогда прежде не бывало.
Я… умираю?..
Или я совсем бесполезна?..
Всё вокруг плыло, я куда-то падала, кричала…
А потом мне примерещилась где-то сбоку красная искра, красное пламя… Как кровь…
Я заплакала, дёрнулась. Кто-то вдруг обнял меня, погладил по голове, что-то прошептал. И мягкий нежный свет обнял меня…
Наконец-то я очнулась, вырвалась из когтистых лап кошмара. Обнаружила, что мои щёки мокрые и рубашка на чьей-то груди влажная, а меня обнимает…