Звезда и шпага
Шрифт:
— Со скверными вещами, матушка, — почти непритворно вздохнул Потёмкин. — Граф Панин доклад измыслил о положении дел в армии и в губерниях, охваченных восстанием, а также непосредственно к ним примыкающих.
— И что же это за вести, относительно marquis Pugachev? — заинтересовалась императрица.
— Дозволите зачитать доклад, государыня? — испросил разрешения граф Панин и, дождавшись кивка самодержицы, начал: — Ситуация в губерниях, где действует армия изменника и бунтовщика, Емельяна Пугачёва, а так же, непосредственно к ним прилегающих сложилась весьма и весьма угрожающая. Но более всего
Сержант Голов смотрел на каптенармуса и его команду. Человек — даже не так, человечек — этот, облачённый в мундир гарнизонного полка вызывал у сержанта особого отдела РККА только отвращение. Но с другими иметь дело не приходилось — работа такая у него на этой войне. Кажется, на музыке было особое слово для таких людишек, но этот язык давно и прочно был позабыт бывшим мазуриком. Начальник особого отдела умел выбивать из людей ненужные знания. Да и не было теперь никакого мазурика, а был сержант особого отдела РККА Голов. Отвлекшись от своих мыслей, он снова обратил внимание на каптенармуса.
— Ружья самые новые, — сладко растекался тот. — Только что присланы. Боеприпасы к ним. Как договаривались.
— Принимайте, — кивнул Голов своим людям. — А где сабли, что ты мне обещал?
— Ещё не прибыли, — ответил тот. — Но в следующую нашу встречу будут обязательно.
— Хорошо, — снова кивнул Голов, снимая с пояса кошель с золотыми рублями. Глаза каптенармуса загорелись. Однако Голов демонстративно развязал тесёмки кошелька и отсыпал несколько полновесных монет и сунул в карман. — За сабли получишь, когда я их увижу.
— Будут сабли, будут, — закивал каптенармус, как китайский болванчик, что еще, будучи мазуриком, Голов утащил из богатого дома в Казани.
— Вот когда будут, — усмехнулся сержант, — тогда и рубли будут. — И передал кошель каптенармусу.
— Кроме оружия и боеприпасов, — продолжал Панин, — предатели и златолюбцы поставляют врагу лошадей и даже орудия. Это почти невозможно себе представить, государыня, но агенты Тайной канцелярии перехватили большой обоз, направляющийся в сторону занятой Пугачёвым Казани. Этом обозе были пять тяжёлых пушек и десять лёгких, а также три воза с порохом и ядрами.
Башкиры бродили по табуну и лица их узкоглазые просто лучились радостью. Всадники, дети степей, всегда умели ценить хорошего коня. Голов этого не понимал.
— Ну как, товарищи? — спрашивал кавалерийский офицер, ведавший поставками коней в пикинерные полки. — Хороши мои лошадки?
Каскын Самаров, башкирский старшина, предводительствовавший степняками несколько раз коротко кивнул и сказал, страшно коверкая слова:
— Хороши, хороши. Очень хороши лошадки. Как раз для башкир. Подойдут.
— А ты теперь куда? — спросил у офицера Голов. — В армию ведь уже не вернуться?
— С такими-то деньгами, товарищ, — усмехнулся тот. — Да куда угодно. Хоть бы и за границу. — Он
Он перешагнул через труп унтера-табунщика, что вместе с ним пригнал коней, и ловким движением вскочил в седло. Делится полученными от «товарищей» деньгами, он не собирался ни с кем.
— Города, находящиеся на пути продвижения армии Пугачёва, наводнены агентами. Подготовка их такова, что заставляет задуматься о том, откуда они могли появиться в армии бунтовщиков, состоящей из казаков и черни. — Панин читал так вдохновенно, что Потёмкин даже заслушался, хотя и ознакомился заранее с текстом доклада, и не сразу заметил, как с каждым услышанным словом темнеет лицо императрицы. — Агенты Тайной канцелярии борются с ними, однако сил их, подорванных после правления Анны Иоанновны, на это не хватает. Привлекают офицеров из гарнизона, а также солдат, но они — не специалисты, и эффективно бороться с врагом не могут. Городовые и полиция, вообще, более заняты борьбой с растущей преступностью.
Городовые бежали за Головым уже несколько улиц. Вот ведь черти! Во времена его молодости, когда сержант был ещё лихим мазуриком, они бы давно отстали и бросили это дело. Война их такими прыткими сделала, что ли? Или это ему так не повезло. И ведь как же фатально не повезло. Он только вошёл в комнату, где собирались нижегородские подпольщики, как тут же понял, явка провалена. Он не слишком хорошо понимал смысл этих слов, но их часто повторял Сластин, а потому они крепко въелись в память Голова. За столом сидели вроде бы и рабочие волжских верфей, и одежда подходящая, и лица, однако стоило бросить взгляд на их руки, как учил всё тот же Сластин, сразу всё становилось понятно. Ладони их не были густо покрыты смолой, как должны были, а значит, вывод мог быть один — Тайная канцелярия.
И Голов рванул с квартиры со всех ног, плечом сшибив загородившего ему выход «рабочего», ссыпался по лестнице и выскочил на улицу. Кто ж знал, что на улице городовых поставят. Для подстраховки. Голов угрём вывернулся из их крепких объятий, в которых городовые сжали его, и бросился вперёд. Не особенно разбирая куда. И бежал он так уже минут пять, а городовые всё не отставали.
И тут из тёмного переулка высунулась грязная физиономия и коротко свистнула Голову, показав отсутствие передних зубов, отчего свистеть было даже сподручней.
— Эй, маз, сюда, — для верности добавил обладатель физиономии, через мгновение скрывшись в переулке.
Голов нырнул вслед за ним. Долгое время он видел перед собой только спину в грязной рубахе, и старался не отстать от своего нечаянного спасителя. Удалось. Помогли былая сноровка опытного мазурика и уроки Сластина. А вот городовые отстали. И вот беглецы остановились в каком-то дворе, откинувшись на стену. Голов судорожно ловил ртом воздух — всё же возраст не тот, чтобы бежать по полчаса кряду. Не мальчик давно.