Звезда и шпага
Шрифт:
— Карабины убрать, — спокойно скомандовал Михельсон. — Ждём второй атаки.
— Господин премьер-майор, — подъехал к нему ротмистр Коренин, — они ведь могут обойти холм и ударить нам во фланг и тыл.
— Для этого я попросил поручика Баневича, ротмистр, — ответил ему Михельсон, — чтобы он поставил самого глазастого из своих солдат следить за возможными путями обхода нашей позиции.
— Вас понял, — кивнул Коренин и вернулся на своё место в эскадронном строю.
Противник не объявлялся довольно долго. Бомбардиры даже успели наскоро почистить стволы своих орудий, и перенести некоторое количество пороха и ядер с баржи. Теперь можно принимать бой, не сказать, что никакой враг нам больше нестрашен — армии одним полком не остановить, — но повоевать, повоюем,
Часам, наверное, к трём пополудни пугачёвцы появились снова. Теперь уже шли они, как говорят в былинах и сказках, «в силах тяжких». Это был весь авангард армии бунтовщиков. Солдаты шагали длинной колонной, похоже на змею из-за серых шинелей и шапок на меху. Над ним реяли знамёна кроваво-красного цвета с чёрным двуглавым орлом, как удалось мне разглядеть в позаимствованную у Ваньшина зрительную трубу, сжимающим в лапах серп и молот, под которым красовались разорванные цепи. Весьма символично. Полковые же знамёна были просто красными, на многих красовались девизы, прочесть которые я, конечно же, не смог даже в зрительную трубу. Рядом с пехотой гарцевали драгуны и казаки, последних, к слову, было очень мало, а уж лихих запорожских чубов не было видно вовсе. Артиллерия катилась где-то в самом тылу, похоже, обстреливать нас из пушек пугачёвцы не собирались.
Такой же плотной колонной пошли они и в атаку. Под барабанный бой и пение труб. Они ничем не напоминали былую толпу в крашенных кафтанах, с которой схватился бездарный и трусливый генерал Кар. Нет, это была настоящая современная армия, а, может быть, и немного опережающая наше время. Но пускай их пушки бьют дальше, а мушкеты — мощней и точней наших, но главного они заменить не смогут. А именно, выучки и боевого опыта. Пугачёвская армия только училась воевать, мы же — успели вдоволь накушаться военной соли, которую ели порой именно что пудами. Теперь же пришло время накормить ею врага.
— Полк, к бою! — скомандовал Михельсон, обнажая палаш. — Карабины не трогать! В рукопашную! Вперёд!
Он пришпорил коня, заставляя его перейти на размашистую рысь, и мы, все как один, пошли за ним. Как будто и не было никакой безрезультатно погони за ненужным, в сущности, обозом, письменных приказов и штурма вагенбурга. С нами снова был наш Иван Иваныч, вождь и лидер, за которым хоть в пекло. И мы пошли. В атаку одним полком на дивизию вражеского авангарда. Захлопали пушки с вершины холма, но теперь ядра их не несли столь серьёзного ущерба, хоть и убивали, наверное, больше солдат, чем в первый раз. Они стреляли даже шрапнелью, отправляя ядра по более пологой траектории, куда-то в центр вражеской колонны, осыпая головы бунтовщиков мушкетными пулями, от которых не спасали ни картузы офицеров, ни солдатские шапки.
Передовыми шли, судя по гренадерским шапкам, ударные батальоны бунтовщиков. Они чётко остановились по команде офицеров, примкнули штыки. Первая шеренга опустилась на колено, выставив мушкеты перед собой, уткнув прикладами в землю и подперев их для жёсткости каблуками сапог.
На сотне шагов — дистанции эффективного выстрела мушкетов — перешли в галоп, нещадно пришпорив коней. Прозвучала команда «Рассыпаться», её подтвердил сигнал труб, но они были излишними — все и без них знали, что делать. Мы рванули коней в стороны, пригибаясь к шеям, как незадолго до того, пугачёвские драгуны, что удирали от ядер, сыплющихся на них с холма. Вокруг засвистали пули, одна сбила с меня шапку, ожгла горячим волосы. Подними я голову чуть повыше, она б угодила мне точнёхонько в лоб. Но вот мы, буквально, влетели в зловонное облако, окутавшее пугачёвцев, вскинув палаши, и обрушили своё оружие на их высокие шапки и серые шинели.
Давненько не приходилось мне атаковать правильно выстроенную пехоту, с самой Казани, кажется. Но руки помнили, что надо делать. Первым делом ткнул сверху вниз в стоящего на колене бунтовщика. Отточенный клинок палаша рассёк тому лицо, половину которого залило кровью. Но он мушкета не выпустил, хотя и атаковать меня не смог. Конь мой дёрнул ногой, весьма удачно угодив ему в грудь. Пугачёвский гренадер
Это ли или же постоянно рвущиеся над головами шрапнели, но произошло небывалое. Превосходящие нас многократно силы поколебались. Первыми побежали солдаты ударных батальонов, принявшие на себя основной наш удар. По одному, по два, а следом десятками бросились они назад, сминая ряды, внося панику. Как ни старались комиссары, выделявшиеся кожаными куртками с меховой опушкой, размахивая шашками, даже убивая иных беглецов, но всё напрасно. Их настигали, рубили палашами, выбивали выстрелами из пистолетов и карабинов.
В армии пугачёвцев началась неразбериха, паника. Вот когда сказалось отсутствие боевого опыта и настоящих офицеров с унтерами. Никто не смог остановить смуту, которая губила сейчас численно превосходящий нас многократно авангард пугачёвской армии. Полки побежали, сминая артиллерию и пытавшуюся обойти колонну пехоты кавалерию. Всадников потеснили на тот же холм, где они валились с коней, да и сами кони удержаться не могли. Они катались по льду с боку на бок, размахивая ногами, давили не успевших вовремя убраться пугачёвских драгун. Иные же, те, кто шёл по другому флангу, в опасной близости от волжских вод. Они даже ступили на тонковатый лёд, коркой которого покрылась великая река. Их также потеснила масса бегущие пехоты, заставляя заходить на лёд всё дальше. Так что драгуны вынуждены были пришпорить коней и прокладывать себе дорогу прямо через бегущих пехотинцев, кто плетью, а кто и палашом.
И тут трубы запели «Ретирада», мы развернули коней, отмахиваясь от бегущих, совершенно не обращая на нас внимания, пугачёвцев, и отъехали обратно на позиции.
— Обейко, доложить о потерях, — распорядился я.
— Пятеро, — спустя несколько минут, после короткой переклички, сообщил вахмистр. — Командиры всех взводов живы и здоровы. Раненых разнотяжёлых ещё четверо.
— Спасибо, вахмистр, — кивнул я.
В полку потери были также не столь тяжелы. Как-то слишком легко далась нам эта победа. Почти как тогда, в лесу, когда мы вырезали пугачёвцев в несобранном ещё вагенбурге. А ведь на следующую ночь это обернулось жестоким расстрелом из тех самых ружей Пукла-Пакла. Чем ответит враг на этот наш щелчок по носу? Ведь не так и много солдат мы у него вырезали, большая часть просто сбежала. Их соберут, бежать тут особо некуда, сгонят обратно в полки и батальоны, и поведут на нас. К тому же, скорее всего, в обход холма уже направили несколько батальонов к нам вы тыл, просто они скрываются за вон той полоской деревьев, толи рощица, толи вовсе небольшой лесок, очень неприятно подходящий к нашим позициям. Если оттуда выскочат казаки, то успеем ли мы скрыться — ещё большой вопрос, как бы не пришлось вырываться из окружения, да ещё и батарею Баневича прикрывать. Это грозит нам большими потерями, а, быть может, и гибелью всего полка.
Пушки Баневича посылали шрапнели по убегающим пугачёвцам ещё какое-то время, после чего замолчали. Бомбардиры принялись чистить жерла и подали сигнал на баржу, чтобы несли огнеприпасы. Оттуда появились с десяток крепких мужиков из бурлацкой артели, что должны были вытащить баржу на середину реки. Их подрядили ещё и таскать порох и ядра на батарею. Они вернулись на баржу, однако один из них, по всей видимости, старший, подошёл к Михельсону и сказал столь громким голосом, что услышали его, наверное, все в полку: