Звезда и шпага
Шрифт:
— Что?! — вскричал Омелин. — Мы столько гонялись за Бракенгеймом, а теперь вот так возьмём и бросим всё. Ты понимаешь, Владислав, как это скажется на боевом духе армии.
— Да не хуже твоего знаю! — хлопнул кулаком по столу комбриг. — Отлично знаю! А ещё лучше знаю, как скажется на боевом духе потеря Москвы! Переиграл нас Суворов, вчистую переиграл. Любая из двух армий, что его, что Добровольческая легко управится с московским гарнизоном. И если наши солдаты готовы биться за Первопрестольную под лозунгом «Умрём же под Москвой!», то лишись мы столицы нашего государства, как символа, и всё будет потеряно. Сам понимаешь, что с массовым дезертирством
Омелин молчал, ни слова не говоря, сейчас он только внимал распаляющемуся от собственных слов комбригу. Комиссар понимал, что ему надобно выговориться, излить душу, так сказать, лишь после этого с ним можно будет говорить конструктивно.
— А может сама история против нас? — продолжал меж тем свой мрачный монолог Кутасов. — Ведь как хорошо было просчитано, ещё в тридцать шестом, двадцать полков Суворова, превосходящие силы у нас. Не смотря на обученность и боевой опыт врага, мы должны были, чёрт побери, взять числом, положить хоть сто тысяч, хоть миллион, но разгромить екатерининские войска. И исторический период подходящий. Европу ещё лихорадит после Семилетней войны, Турция раздавлена, Англия с Францией заняты войной в Канаде, власть в России ослаблена, народ недоволен. Всё — за нас! Откуда тогда, мать его так, выскочила этот Бракенгейм со своими добровольцами. И нет теперь у нас сил воевать сразу с двумя армиями! Нет!
— Где будем бой принимать? — спросил у него Омелин, видя, что пора уже сменить тему, пока Кутасов совсем не сорвался и не схватился за бутылку от тоски.
— Здесь, на открытом месте, — комбриг указал на карте место, которое осматривал Омелин и признал слишком ровным, — фланги укрепим вагенбургами, насыплем брустверы, поставим на них артиллерию, будут вполне подготовленные позиции, чтобы принять вражеский удар. Где Самохин? — неожиданно спросил он. — Я за ним посылал полчаса назад.
— Он с инспекцией в рабочей кавалерии, — ответил Омелин. — Твоему вестовому велел с ним ехать, хочет сначала инспекцию учинить, а уж после неё, так сказать, не с пустыми руками к тебе, Владислав, являться.
— Ну что ж, — кивнул Кутасов, — подождём камкора. С результатами.
Самохин вошёл в штабную избу, принеся запахи мороза, кожи и конского пота. Отдав честь, он обратился к Кутасову:
— Для чего звали, товарищ командующий?
— Хочу о состоянии кавалерии тебя спросить, — сказал тот. — Особенно рабочей.
— Отвратительное состояние, товарищ командующий, — без обиняков ответил комкор, — худшего не придумать. Про казаков ничего сказать не могу. Они верхом родились, да притом с шашкой в руках, их несколько к порядку воинскому приучил, строи вместо лавы одной внедрил. Так что конницу справную из них сделать удалось вполне. Даже к рубашкам единым и картузам приучил. Вот только мало их. Слишком мало. Что же до кавалерии рабочей, то она хуже, чем может представиться. Воевать не умеют, на конях сидят скверно, в седле на рысях и в галопе не держатся. Как показала недавняя баталия, рабочие драгуны совершенно не готовы к реальной схватке.
— Но ведь их готовили для армии вы, товарищ комкор, — обратился к нему Омелин. — Как же тогда ваши слова понимать?
— Солдат-кавалеристов до полугода готовят, прежде чем в бой пускать, — не дрогнул под его напором Самохин, — а вы от меня требовали в две недели полки и корпуса готовить и в Москву
— Тогда последний вопрос к тебе, комкор, — мрачно сказал Кутасов. — Сдюжат ли рабочие драгуны против регулярной екатерининской кавалерии? Хотя бы в одной баталии?
— Шансы на это имеются, — честно ответил Самохин. — Если их подпереть и лишить возможности к отступлению. Ну и при грамотной политработе, — кивнул он в сторону комиссара.
— Выдели в драгунские полки лучших комиссаров и политруков, — распорядился Кутасов. — Грамотная политработа, действительно, нужна драгунам как воздух, одними ружьями Пакла не справимся.
— Я могу быть свободен? — спросил Самохин, и комбриг отпустил его, снова оставшись с комиссаром наедине.
— Наплевать надо было на конницу, — сказал он Омелину, — только казаков вымуштровать, и того хватило бы. А из рабочих и крестьян только пехоту делать. Этого хватило бы за глаза.
— Сейчас не век девятнадцатый, — возразил ему Омелин, — одной только пехотой баталий не выиграть. Тем более, что канониры наши хуже вражеских, а образцы наших орудий уже давно в Военной коллегии имеются.
— Не думаю, что без Урала враг сумеет наладить массовое производство орудий по нашим образцам, — покачал головой комбриг. — Да и для того, чтобы сделать это, нужен ещё один Кондрашов.
— Ну, у них вместо военного инженера целая Академия наук имеется, — возразил ему комиссар. — Да и Артиллерийское ведомство не дремлет.
— Всё равно, — отмахнулся Кутасов, — без уральских печей таких пушек не отлить, а это главное. — Он тяжело вздохнул. — И ведь поле боя для кавалерии идеально подходит. Ни речки, ни высотки, ни леска, ни болотца самого завалящего. Поспешать надо, суворовским маршем пойдём к месту баталии, а там в землю зароемся, чтобы никак с флангов и тыла обойти не смогли своей чёртовой кавалерией.
— Не суворовским, — поправил его Омелин. — Здесь тебе, Владислав, не тридцать шестой и Суворов Александра Васильевич для нас враг злой, злейший, чем куртизаны Орловы. Помни об этом, Владислав, он враг, а не легенда, именно об этом что ни день говорят на политзанятиях мои комиссары и политруки. Подобные оговорки недопустимы даже между нами, мало ли кто услышит.
— Да, да, — покивал Кутасов. — Я постараюсь следить за собой.
В дверь штабной избы постучались. И следом вошёл ординарец Кутасова Прошка Никиткин и доложил:
— Товарищ командующий, к вам полковник Голов.
— Пусть войдёт, — кивнул Кутасов.
Голов «благоухал» не хуже Самохина. Шинель его была перепачкана грязью едва не до пояса, а бурые потёки на рукавах и груди говорили о том, что главному особисту армии пришлось и в бою побывать. Бросив шинель на лавку у входа, он отдал честь и сказал:
— Две деревни на нашем пути были сожжены переодетыми в нашу форму добровольцами. Кроме того, в нашем тылу появились несколько легкоконных команд, с ними-то я и столкнулся, когда возвращался из сожжённых деревень.
— Вот и ударила по нам потеря Ржева, — вздохнул Кутасов. — Я должен был знать, что этим закончится. Прошка! — крикнул он. — Забелина сюда! Голов, не уходи, ты нам ещё пригодишься. Присаживайся.
— Есть, — ответил Голов, опускаясь на лавку рядом с шинелью.
— Да что ты в углу затаился, будто паук какой?! — рявкнул на него Кутасов. — К столу садись, полковник. Не бери примера со Сластина, сам знаешь, дурён он.