Звезда и тень
Шрифт:
Злость на Дожена все еще сидела глубоко в крови Сэмьюэла, но сохранившиеся в нем привязанность и долг заставили его произнести:
— Нужна помощь?
Дожен провел рукой у лица с отрицательным жестом.
— Чйгаймазу. Что ты думаешь, маленький бака?
Сэмьюэл сбоку взглянул на его позу готовности к схватке. Улыбнулся саркастически:
— Олл райт, — сказал он по-английски. — Развлекайся.
Леда сидела напротив него в каноэ, напряженная, плотно прижав к телу руки и локти. Они достигли побережья без каких-либо угроз нападения
Мальчик Шоджи, который общался с Сэмьюэлом, когда тот был на борту рыбачьей шхуны, — единственный, кто сообщил ему, что вокруг затаились люди Икено и Дожена, — стЬял, ожидая. Он пригнулся, чтобы помочь протащить каноэ через грязь побережья. Сэмьюэл, чьи хлопковые штаны прилипли к коленям, перебрался по грязи на сухое место, чтобы перенести Леду на руках. Она подобрала юбки, как будто выходила из экипажа на Парк-Лейн.
У Шоджи были лошади, привязанные к легкой коляске. Леда глядела, как они седлали одну из них. Она сама выглядела как бездомная уличная женщина, ее волосы падали на лицо, шляпа потеряна.
Сэмьюэлу хотелось подойти, чтобы обнять ее и держать крепко, прижав к себе. Но вместо этого он работал с Манало и мальчиком, скрывая неловкость, что нашла на него. Он кончил крепить пряжки и стоял, рассматривая все это.
Шоджи с беспокойством на него посмотрел, и он понял, что мальчик беспокоится о Дожене.
— С ним все в порядке, — бросил Сэмьюэл. — Остался наблюдать.
Шоджи молча скользнул на тропу среди кустов и исчез. Манало вернулся к каноэ. Когда Леда забеспокоилась о его безопасности, он только пожал плечами:
— Должен вернуться, подождать Дожена-сан.
— Но акула… Он ухмыльнулся:
— У Манало ничего хорошего. Акуле не понравится.
— Может, отведаешь виски? — пробормотал Сэмьюэл. — Напьешься в следующий раз, когда я покличу сюда акулу.
Ухмылка Манало угасла. Он бросил на Сэмьюэла тревожный взгляд.
— Позднее, брат, мы поговорим, — сказал Сэмьюэл, встряхнув головой.
У гавайца скривилось лицо, и он склонился над своими снастями.
— Может быть, Манало будет несколько дней ловить рыбу. — Он вскочил в лодку, подняв в воздух весло. — Алоха нуи!
Леда стояла и внимательно смотрела, пока каноэ не исчезло из вида за островом в гавани.
— Ну, — сказала она. — Я надеюсь, он знает, что говорит, когда дело касается акул.
Сэмьюэл опустил руку на бок лошади. Он видел, что Леда еще дрожит, но она на него не смотрела. Она обхватила себя за плечи и уставилась на воду, не моргая.
— Леда, — позвал он.
Она повернула голову, ее взгляд был светлым и чистым. Потом она посмотрела на пятна крови на его воротнике и лацканах. Ее вздох превратился в рыдания. Она отчаянно пыталась сдержать себя.
— Я не собираюсь плакать… Он сделал шаг и остановился.
— Все в порядке, — он стоял неподвижно, опираясь на экипаж.
Она с силой встряхнула головой.
— Я не буду! Это так… — громкое, прерывистое рыдание прервало ее слова. Ее волосы рассыпались по плечам, ярость
— Я ненавижу… акул. Я не хочу, чтобы меня скармливали акулам!
— Акул больше нет, — сказал он. — Нет больше мечей.
— Но есть другое. Это была игра без правил — ваша битва на мечах. — Она сильно сцепила руки. — Это было нелепо. Почему ты должен был начинать бой сидя? У мистера Икено были все преимущества! А ты — с этой чудовищно нелепой саблей, что они тебе дали. Ты мог быть… тебя могли… — она потеряла голос, задыхаясь. — О, Сэмьюэл!
Леду охватывала такая дрожь, что колени подкашивались. Она схватила мужа за рукав, пряча лицо на его груди. Он гладил и обнимал ее, покачивая.
— Моя храбрая леди. Все хорошо. Моя храбрая девочка! Моя дорогая, храбрая леди!
Она плакала, уткнувшись в него. Он убаюкивал ее, держа на руках. Прижался к ней своей поврежденной щекой, чувствуя боль.
Ее дрожь начала утихать. Она стояла, опираясь на него.
— Я хотела бы придумать что-то убийственное для этих людей! — Она перевела дух и выпалила с гневом: — А завтра будет уже поздно! Я не понимаю, что тут смешного, почему ты улыбаешься?
— Не покидай меня, Леда! Никогда не уезжай от меня!
Она оттолкнула его от себя.
— Что за чепуху ты говоришь! Именно ты сделал все возможное, чтобы отправить меня отсюда! Если бы я не была человеком с характером, я бы уехала.
Леда отошла к коляске. Голос ее дрожал, платье и волосы были в беспорядке.
Он глубоко вздохнул. Пустое небо над ним, падение в пустоту — но он не собирался больше бороться с собой, истекать кровью, рассекать свое сердце на куски. Он намеревался иметь в жизни все, что ему так дорого.
— Ты не хочешь уехать? Ее голова гордо поднялась.
— Я никогда не желала уезжать, невозможный ты человек! Думаю, ты не в состоянии понять, как любой мужчина, если тебе сказать, что я полюбила тебя с той минуты, как ты поднял мне ножницы в салоне, когда еще там работала. Для тебя это ничего не значит, смею сказать, что ты это вообще забыл; мужчины, как известно, самые безответственные из всех существ, когда дело касается вещей, имеющих какие-либо последствия. Должна сказать, что из чисто женской скромности я не буду говорить о своих чувствах слишком много.
— Да? А если я хочу это услышать? Она вздернула подбородок и прищурилась, видя его неожиданную настойчивость.
— А что, если мне необходимо это услышать? — спросил он яростно. — Что, если мне необходимо просыпаться каждое утро и слышать, что ты меня любишь?
Его голос становился все громче:
— А что, если это, черт побери, много значит для меня?
Она вздохнула, уязвленная.
— Ты же сам говорил, что несдержанность — чрезвычайно недостойная манера для женщины.
— Что? — заорал он. — Если я, черт побери, хочу этого, Леда? Каждое утро. Ты любишь меня? Хочу это слышать!