Звезда и тень

Кинсейл Лаура

— К вам джентльмен, мисс, — объявила она. Сердце Леды забилось от гнева. Придти сюда после того, что случилось? Неужели он осмелился? Не сказать ни слова в ее защиту? Даже не пролепетав чего-нибудь в пику своей сестре… Она распахнула дверь и гордо прошла мимо миссис Докинс.

— В моей гостиной, — сказала хозяйка, торопясь следом. В конце лестницы она обогнала Леду и открыла дверь.

— Вот она, сэр, хороша, как пятипенсовик. Сами видите. Прекрасная девочка, сэр, достаточно зрелая, чтобы знать, как доставить вам удовольствие, но достаточно молодая — свежа, как маргаритка.

Леда

остановилась. Она ожидала увидеть сержанта Мак-Дональда, но вместо него сидел странный человек не моложе пятидесяти лет и гасил свою сигарету в пепельнице на столе миссис Докинс. Он посмотрел на Леду, затем кивнул и улыбнулся:

— Очень хорошо, — сказал он медленно.

На какую-то долю мгновения эта вежливость смутила Леду. Ее гнев перешел в замешательство.

Он подошел к ней. Девушка уловила запах сигары и почувствовала головокружение. Никогда еще она не была столь унижена и выбита из колеи. Ее комната — ее последнее убежище, какой бы убогой она ни была. Плата раз в неделю, замок на дверь, чтобы отгородиться от всего.

Мужчина взял ее за руку, но она вырвала свою и бросилась к двери. По пятам бежала миссис Докинс, выкрикивая проклятья вперемешку с извинениями.

Леда шла и шла, пока толпа на улице не начала редеть. Приближалось время ужина, кафетерии и чайные заполнялись народом. Девушка начала подумывать о том, не напроситься ли к миссис Ротам, у которой есть свободная спальня. Ситуация, действительно, ужасная. Удастся ли ей объяснить миссис Ротам, у которой трясутся руки и чуть подрагивают серебряные букли, что Леда не может вернуться домой, потому что ее хотят заставить… развлекать незнакомого мужчину?

Леда направилась на Южную улицу и остановилась, рассматривая удлиняющиеся тени. В этих ранних сумерках дом миссис Ротам выглядел очень мрачно, в окнах ни лампочки, ни свечи, вдовья доля миссис Ротам не позволяла ей даже таких радостей. Хотя об этом никто не говорил, но миссис Ротам, мисс Ловат, леди Коув точно рассчитывали каждый пенни и даже имели общую служанку, которая выполняла функции горничной и повара в двух домах. Леда знала, что угощение и обслуживание гостя поставит миссис Ротам в весьма неловкое положение. Леда также знала, что если расскажет о своей горькой ситуации, ничто не заставит этих трех дам отказаться от помощи ближнему, и их скромные средства пойдут на поддержку четвертой, хотя они вряд ли могут это себе позволить.

Леда устала. Она была голодна и утомилась от мыслей, правильно ли она поступает. Как бы повела себя мисс Миртл, окажись она в подобном положении? Она подошла к углу дома — всего несколько шагов, так соблазнительно близко, особенно сейчас, когда так устали ноги, и все же повернула вниз по Парк-Лейн к Гайд-парку…

В сгущающихся сумерках Морроу Хаус светился огнями, ряд лампочек отбрасывал розовые и желтые отблески. Длинная стеклянная оранжерея была вся залита ярким светом. За нею и за декоративной железной решеткой, увитой зеленью, прятался фасад георгиевских времен. С балюстрады на крыше в честь юбилея свисали флаги, доходящие до нижних окон. Флаг Англии переплетался с каким-то другим флагом, на котором

красовались белые, голубые и красные полосы, а также маленькое изображение английского флага в верхней четверти.

Леде этот дом был знаком всю жизнь. Особняк, как и все другие на улице, величественно созерцал проезжающий транспорт и парк. Леда была здесь тысячу раз.

И сейчас он не отличался от того образа, который у Леды о нем сложился. Она никак не могла объединить две вещи — тот небрежно написанный адрес на карточке в ее кармане и величественный дом перед нею.

Девушка просто не могла заставить себя подойти к двери, взять дверной молоток, постучать и спросить, дома ли мистер Джерард. Теперь ей все казалось нереальным, все, что случилось с ней за последние сорок восемь часов, за исключением последнего часа, когда холостяцкого вида джентльмен решил навестить ее.

Она не могла вернуться домой, она боялась идти к миссис Ротам. Вся в сомнениях, Леда застыла у подножия лестницы, рука в перчатке сжимала металлические прутья решетки. Тихие голоса и смех донеслись до нее, и Леда быстро отдернула руку. В этот момент дверь распахнулась, и леди Кэтрин, одетая в розовое шелковое платье, купленное по предложению Леды и мадам Элизы, вышла на террасу.

На ней была также белая вязаная шерстяная шаль, которая несколько закрывала платье, но зато очень хорошо сочеталась с розовым веером из перьев, которым она с явным удовольствием обмахивалась. Кэтрин увидела Леду.

— Ну вот, наконец-то, мисс Этуаль, — воскликнула она, к полнейшему изумлению Леды. — Мы давно уже беспокоимся. Мама! Ну удели ты нам внимания, дорогая, оставь свои орхидеи. Наконец-то нас посетила мисс Этуаль.

Леди Эшланд появилась на пороге. Когда она увидела Леду, лицо ее дружелюбно засветилось.

— Мисс Этуаль, входите, пожалуйста. Мы вам так благодарны. — Она спустилась по ступенькам, придерживая элегантную алую юбку, обогнула декоративную решетку и взяла девушку за руку. — Алоха! Входите. Алоха! Нуи! Это означает «добро пожаловать» по-гавайски.

Леди Кэтрин обняла Леду, как только леди Эшланд завела ее по ступенькам.

— Мы так благодарны вам!

— Но я уверена, вам не за что меня благодарить! — Леда сделала шаг назад, крайне удивленная. Леди Кэтрин схватила ее за руку.

— Возможно, вам это кажется пустяком, но Сэмьюэл для нас — это все, это целый мир. Мы чуть с ума не сошли, когда он не явился к завтраку. Мы думали, что случилось что-то ужасное. Никто не мог вспомнить, видели ли его накануне вечером, а он никогда-никогда не опаздывает.

Слуга распахнул дверь, и Леда не успела перевести дух, как оказалась внутри дома, хозяева которого явно собирались куда-то уходить. Ее тут же представили самому лорду Эшланду, величественному джентльмену, чей черный строгий костюм, белый галстук и белые перчатки чрезвычайно подходили к серебристым волосам и аристократическим чертам лица. Леду представили также сыну хозяев, лорду Роберту, который был на несколько лет старше Кэтрин. Обворожительная открытая улыбка двенадцатилетнего юноши была не менее привлекательна, чем улыбка его сестры.