Звезда и тень
Шрифт:
Цвета превосходили все ее ожидания. Как будто кто-то выплеснул в море целую бочку акварели: индиго переходило в кобальт, в лазурь, бирюзу, нефрит, поднимаясь в бриллиантовых всплесках до побережья.
За черными и красноватыми склонами Бриллиантовой Горы облака ласкали зеленые горы, сверкающие и исчезающие по мере того, как проходило судно. Другой кратер, сложенный из интенсивно красного вулканического пепла, стоял в своей совершенной симметрии у основания гор, поднимаясь из обрамления пальм и лесов.
Даже воздух казался живым, мягким и полным
Леда стояла с Дикки, потрясенная в свои двадцать пять лет так же, как и этот ребенок, восхищенная этой фантастической страной, в то время как толпы на пристани устремились к судну.
Люди различных национальностей и цвета кожи, в свободных одеждах, алых и желтых, зеленых, белых, розовых — и все, будь то мужчина или женщина, были украшены гирляндами и венками из цветов и листьев.
Леда едва удерживала Дикки, который рвался убежать вниз по лестнице или прыгнуть через перила, чтобы присоединиться к коричневым эльфам, плавающим и плещущимся в чистой воде внизу. Мистер Видал попросил их обоих подождать на палубе, пока он найдет родителей мальчика. Леда поняла, почему. Дикки тянул ее вниз, умолял спуститься, высматривал вокруг все, насколько хватало глаз, в конце концов он запрыгал и закричал: «Вот они! Мама! Папа!»
Ребенок освободился из рук Леды и рванулся вниз по ступеням, бросившись в нагруженные цветами руки супружеской пары, одетой в белое. В один момент он был увит и украшен цветами, а затем исчез в толпе.
Леда наблюдала приветствия. У нее не было причин чувствовать себя печальной, думала она. У нее были причины радоваться. Город казался сонным, грязные улицы, несколько церковных шпилей и крыш среди зелени, но какое у него было улыбающееся лицо!
Леда смотрела на многочисленных одетых в белое мужчин, носящих шляпы на голове, и думала: «Если только…». Но об этом глупо было думать. Это был признак слабого характера. За прошедший месяц она выстроила большой воздушный замок, ничего нельзя достичь, живя в нем. Мисс Миртл всегда говорила, что на вещи, которые легко достаются, полагаться нельзя.
Это был ее новый дом. Она была женой владельца этого блистательного корабля. Она не позволит себе плакать только потому, что боится, что у него возобновились сожаления о браке. Или потому, что он избегает ее при обстоятельствах, которые глубоко его беспокоят. Сэмьюэл проявил себя достойным доверия. И Леда высоко держала голову, оглядывая корабль с улыбкой и была искренне, глубоко горда и счастлива чувствовать себя миссис Сэмьюэл Джерард в этот момент.
Леда увидела мистера Видала у подножья ступенек и подобрала юбки, чтобы следовать за ним. Но он был уже на полпути к ней во главе целой колонны женщин и мужчин, которые поднимались толпой и теснились на палубе и возле главной
— Алоха! — венок из цветов был одет ей через голову и повис на плечах.
— Алоха! Добро пожаловать на Гавайи, миссис Джерард! — и другой венок повис у нее на шее. Их было много. Незнакомые ей люди называли по имени, подносили цветы, жали руку, называя свои имена, стараясь перекрыть шум, смеялись. Тропические цветы незнакомых форм и запахов ложились на ее плечи, до самого воротника и подбородка. Смеющаяся дама, совсем не старая, но достаточно солидная, приколола цветы к шляпе Леды, а бородатый молодой джентльмен вложил в ее руки букет красных гвоздик.
— Наилучшие пожелания, мэм! Уилтер Ричарде, ваш главный управляющий. Я уже позвонил в отель и сделал заказ. Миссис Ричарде и я проследим, как вы устроитесь.
Миссис Ричарде и была эта смеющаяся дама. Остальные окружили Леду, ведя вниз по лестнице, осыпанной цветами, как будто она была знаменитостью.
Когда Леда вышла на палубу, весь экипаж выстроился перед ней. Капитан снял шляпу. Леда пожала его руку и сердечно поблагодарила за безопасное и приятное путешествие. В то время, как она спускалась, экипаж махал шапками и издавал приветственные возгласы, что передалось толпе, встречающей внизу.
Сэмьюэл стоял у подножия рампы. Среди всех улыбающихся и приветливых лиц только его лицо ничего не выражало. С его руки свисал целый каскад цветов — пурпурных, красных, белых.
Леда заколебалась, обескураженная на мгновение его отчужденностью. Потом она решила: я не буду выдавать своего настроения и не подведу его, все должны думать, что я ослепительно счастлива.
Она улыбнулась, подняла руку, приветствуя толпу, и почувствовала себя как королева, когда спустилась вниз и впервые ступила ногой на землю Гавайев. Она только удивилась, что земля так плохо ее держит.
Сэмьюэл подошел и взял ее за руку. Она увидела, что он нахмурился, но как только исчезла опасность падения, его хватка ослабла.
— Резиновые ноги? — спросил он.
Она совсем забыла. Эти же моменты головокружения уже были у нее, когда она сошла с корабля в Нью-Йорке. Леда оперлась на руку мужа.
— О господи, мне не хотелось бы упасть на виду у всех твоих друзей.
Он водрузил на нее свои цветы сверху так, что они закрыли ей лицо почти до глаз, и кроме цветов ей ничего не было видно. Встречающие возобновили свои приветственные возгласы, как будто все это было праздником.
— Какое милое сборище! — сказала она. Он наклонился к ее уху:
— Алоха, Леда, добро пожаловать на Гавайи! Леда почувствовала непреодолимое волнение. Она сняла гирлянду цветов, увивающую ее шляпу. Затем нежно надела этот пурпурно-розовый наряд на его голову. Концы гирлянды упали на его плечи.
Зрители сочли это добрым знаком, раздались громкие одобрительные свистки и крики, женщины же рассмеялись.
— Алоха, дорогой сэр, — сказала она, хотя не была уверена, что кто-нибудь способен расслышать ее голос из груды цветов.