Звезда Ирода Великого

Иманов Михаил Алиевич

Сервилий испуганно посмотрел на Флака — он подумал, что тому каким-то образом стало известно о планах Антипатра. Этого еще не хватало! Он ответил как можно равнодушнее:

— Я никогда не интересовался такими вещами.

Флак дружески похлопал Сервилия по плечу:

— И напрасно, мой Сервилий, это же так любопытно. Признаюсь, я не прочь увидеть, как человек медленно встречается со смертью. Если ты найдешь случай позабавить меня этим зрелищем, я буду тебе очень обязан.

Вечером того же дня Цезий

Флак устроил пир по случаю дружеского соединения обоих войск. Перед этим он вызвал к себе Антипатра и довольно долго говорил с ним. Гней Сервилий с тревогой ждал окончания разговора, а когда Антипатр вышел, спросил:

— Ну что? Что он сказал тебе?

Антипатр скромно ответил:

— Благородный римлянин был слишком добр к несчастному Антипатру и обещал свое покровительство.

«Дождешься покровительства от этого заносчивого мальчишки!» — подумал Сервилий, но вслух ничего не сказал. Он не предупредил Антипатра о странных речах Цезия Флака относительно отравлений по восточному образцу. Его неповоротливый ум так и не сумел решить, полезно сказать об этом или нет. Но опыт долгого пребывания на службе подсказал трибуну: если сомневаешься, лучше смолчать.

Все уже собрались за пиршественным столом, кроме Аристовула, — его почетное место рядом с Цезием Флаком пустовало. Флак послал центуриона за иудейским царем. Центурион вернулся один, передав: Аристовул просит простить его, он почувствовал внезапное недомогание и вынужден отклонить приглашение. Выслушав центуриона, Флак с напряженной улыбкой обратился к присутствующим:

— Слишком рано царь иудейский чувствует недомогание, обычно это бывает наутро после пиршественных возлияний. Или в Азии другие порядки?

Все вежливо заулыбались, но никто ему не ответил — шутка была слишком похожа на угрозу.

Флак снова послал центуриона за Аристовулом:

— Передай царю иудейскому, что у меня есть лекарство от его болезни. Или он не хочет принять исцеление из рук римского трибуна?!

После этих слов Сервилий поймал на себе быстрый взгляд Антипатра, сидевшего в конце стола, как раз напротив того места, которое предназначалось для Аристовула. Взгляд Антипатра был слишком красноречив.

Сервилий сказал, обращаясь к Флаку:

— Дозволь мне самому пойти за иудейским царем, я надеюсь, что смогу…

Сервилий не сумел договорить, Цезий Флак остановил его нетерпеливым взмахом руки, едва слышно злобно выговорив:

— Не беспокойся, мой Сервилий, если он не придет, я прикажу привести его силой.

Но силу применять не пришлось: в палатку вошел Аристовул. Он был бледен и угрюм, он в самом деле казался больным. Вежливо, но без улыбки он приветствовал Флака и гостей. Флак указал ему на место рядом с собой, сказав:

— Для меня честь сидеть рядом с тобой, царь иудейский!

Пиршество началось, но веселье

было натянутым, и причиной тому стала нарочитая угрюмость иудейского царя. Он редко поднимал глаза на гостей, возлежал, уставившись в одну точку перед собой, не улыбнулся даже тогда, когда Флак поднял чашу за его здоровье. А когда Флак провозгласил тост за здоровье «доблестного Антипатра», рука Аристовула дернулась и из чаши пролилось вино. Он не выпил из чаши, лишь поднес ее к губам. Сервилий заметил, что Флак при этом злорадно ухмыльнулся.

К концу пиршества произошел досадный случай. Один из виночерпиев, наполняя чашу Аристовула, сделал неловкое движение и уронил кувшин, забрызгав вином одежду Цезия Флака. Флак вспылил, ударил виночерпия, тот, задрожав, стал униженно просить трибуна простить его оплошность. Трибун ударил его еще раз, тот упал в угол палатки и замер, укрыв лицо руками. Как видно, Цезию стало неловко за свою несдержанность, он промокнул вино полотенцем и с улыбкой спросил Аристовула:

— Как у вас поступают с провинившимися слугами?

Аристовул холодно ответил:

— Мы не бьем своих солдат.

Цезий Флак, сжав зубы, отвернулся. Гней Сервилий напрягся всем телом — неосторожный виночерпий был его доверенным человеком. Антипатр поднял чашу и провозгласил здоровье Цезия Флака. Все гости шумно приветствовали трибуна. Аристовул вместе со всеми поднял чашу, но снова донес ее только до губ, не коснувшись края. Тогда Антипатр, внимательно следивший за ним, проговорил с пьяной развязностью:

— Царь Иудеи не хочет пить за здоровье благородного Флака?

Все взгляды устремились на Аристовула, тот в свою очередь гневно повел глазами в сторону Антипатра. Цезий Флак с удивленным лицом обернулся к царю Иудеи:

— Это правда, блистательный Аристовул?

— Нет, благородный Флак, это неправда, — ответил Аристовул. Несколько мгновений он глядел внутрь чаши, словно что-то высматривая там, потом медленно поднес ее к губам и осушил до дна.

Короткое время спустя Аристовул вдруг резко вскинул голову и рывком встал на колени. Лицо его из бледно-желтого сделалось серым, голова затряслась, губы задрожали. Он поднял правую руку и, выставив указательный палец, выговорил с трудом, прерывисто, но четко:

— Про… проклятие!.. — Что-то хотел добавить, но уже не сумел. На губах выступила пена. Рука пошла вниз, на мгновение задержалась, указав на Антипатра. Тот непроизвольно привстал, неотрывно исподлобья смотрел на Аристовула. Аристовул покачнулся и повалился на спину. Цезий Флак с одной стороны, а Сервилий с другой бросились к нему.

Аристовул умер лишь к вечеру следующего, дня, не приходя в сознание, когда войско было уже в походе. Цезий Флак приказал Антипатру, опередив войско, доставить тело умершего царя в Дамаск.