Звезда любви
Шрифт:
Вся столица готовилась встречать светлый праздник Пасхи: в лавках прислуга закупала продукты, на кухнях голова шла кругом от запахов праздничной снеди, торговцы готовились выставить свой товар на Сенной площади, ожидая немалую выручку от торговли в этот день.
В день Воскресения Господня на площади перед Исаакиевским собором собралось множество народу. Юля вместе с Полиной тоже собирались принять участие в крестном ходе и с утра, укрывшись от мелко моросящего дождика в легкой двуколке, ожидали его начала. Народу в храме собралось столь много, что нечего было даже думать о том, чтобы присутствовать на утренней литургии. К тому же, проснувшись, Жюли почувствовала себя странно: закружилась голова, к горлу подступила дурнота и все тело покрылось липкой испариной. Решив, что за ужином переусердствовала с солёными грибами, Юленька отказалась от завтрака, опасаясь возвращения
После возвращения из Павлова у Юли, пожалуй, и не было возможности поговорить по душам с Полиной, а ей никак не давало покоя то странное ощущение, что вызывали в ней письма сестры. Вот и сейчас, стоило ей спросить Полину о ее чувствах к Мишелю, как та после пары ничего не значащих фраз вдруг принялась восхищаться перчатками, что были на руках у Юли, попросила их примерить и теперь любовалась, как они ладно сидят на руках. Впрочем, перчатки, подарок Софьи Андреевны, и впрямь были хороши и изумительно подходили к костюму, но так ли все ладно с помолвкой сестры? Задумавшись, она обвела глазами сновавшую перед двуколкой разодетую толпу. На какое-то мгновение ей показалось, что в этом пестром сборище лиц мелькнуло одно знакомое. Испугавшись вдруг, что упустит его из виду, Юля, подобрав юбки, соскочила с двуколки, крикнула застывшей в немом изумлении Полине, чтобы та дождалась ее, и кинулась за каким-то человеком в черном плаще. Жюли все дальше продвигалась по улице в направлении Казанского собора, ее ярко-синий плащ еще несколько раз мелькнул в толпе, и вскоре Полина потеряла ее из виду. Она была так поражена, что не сразу сообразила, что к чему. Опомнившись, она хлопнула перчатками по спине сидевшего на козлах извозчика Никитку и велела тому ехать за сестрой.
— Помилуйте, барышня, — развел руками мужик, — мне туточки никак не развернуться, пока не разойдутся все.
Понимая, что возница прав, Полина все же не смогла сдержаться, пообещав ему в сердцах все кары небесные, соскользнула с коляски и бросилась догонять сестру. Двигаясь наугад, Полина уж совсем было отчаялась, когда вдруг толпа расступилась, пропуская небольшой кортеж, и девушка заметила яркое одеяние Жюли почти в самом конце улицы. Ускорив шаг и поминутно сталкиваясь с теми, кто спешил на площадь, она протискивалась вслед за ней.
Аристарх Павлович, низко надвинув на глаза цилиндр, спешил вернуться на квартиру. За время своего вынужденного добровольного заточения Поплавский малость поиздержался, и сегодня, превозмогая страх перед возможным преследованием, решился все же съездить в театр, где у него была припрятана кое-какая сумма на черный день. Деньги он хранил в костюмерной в одной из коробок с такими древними и ветхими париками, что вряд ли кто-то решился бы туда заглянуть без особой на то надобности в течение ближайшего столетия. Теперь, когда деньги из коробки благополучно переместились в его карман, задерживаться на улице не было причины, однако ощущение чьего-то внимательного взора преследовало его последние четверть часа. Поплавский ускорил шаг, запетлял, как заяц, по улицам и подворотням, но это неприятное ощущение только усилилось. Тогда он в очередной раз резко изменил направление и углубился в сторону, противоположную от своей цели. Желая убедиться в обоснованности своих подозрений, Аристарх скользнул в узкую подворотню, ведущую во внутренний дворик доходного дома. Место было столь узким и темным, что и в самый солнечный день здесь царил полумрак, а сегодня и день был пасмурным. Прижавшись спиной к стене, Поплавский ждал появления своего преследователя или преследователей. Каково же было его изумление, когда вместо ожидаемого громилы или полицейского в подворотню впорхнула худенькая маленькая женщина. Дама остановилась, тяжело дыша, приложила руку к груди, а затем откинула с лица вуаль, мешавшую ей разглядеть чтобы то ни было при столь скудном освещении. Аристарх узнал ее и едва не вскрикнул изумленно — перед ним была бывшая актриса императорских театров Анна Быстрицкая, ныне княгиня Юлия Львовна Шеховская. Тотчас волна злобы всколыхнула его душу: если бы не она, его план непременно бы удался. О, как он ненавидел в этот момент ее, а еще более ее супруга — этого заносчивого князя, которого Элен, — и он готов был в этом поклясться, — любила до последнего своего вздоха, несмотря на все те слова ненависти, что кричала ему в пылу бессильной ярости, свесившись полуголая из окна.
— Аристарх Павлович, это в самом деле Вы! — обрадовалась она.
— Чем могу быть полезен, сударыня? — отвесил издевательский поклон Аристарх.
Озадаченная его тоном, Жюли остановилась в нескольких шагах от него.
— Я хотела всего лишь поговорить с Вами, — начала она.
— О чем же? — усмехнулся Поплавский.
— Скажите, это ведь Вы указали полиции на моего супруга, как на возможного подозреваемого?
— Допустим, — обронил Аристарх, не спуская с нее внимательного взгляда. — Чего Вы хотите от меня?
— Я хочу, чтобы Вы рассказали правду. Сказали, что Павел Николаевич не убивал Элен.
Поплавский захохотал:
— И тем самым подписал себе смертный приговор?! — но тотчас оборвал этот смех, увидев, как побледнело лицо его собеседницы, расширились и без того большие глаза в тот момент, когда к ней пришло понимание только что сказанного им.
— Это Вы! — выдохнула Жюли. — Вы убили ее!
Она повернулась, чтобы бежать, но Аристарх ухватил ее за плащ и резко дернул девушку на себя. Не удержавшись на ногах, Жюли упала на колени, но тотчас поднялась опираясь руками о стену. Поплавский замер в нерешительности. На какое-то мгновение их взгляды встретились, и Юленька заметила, как нерешительность в его взгляде сменилась выражением лютой злобы. Испугавшись, она что было сил рванулась к выходу на улицу, слыша его торопливые шаги за спиной. Поплавский, понимая, что от оживленной улицы ее отделяет лишь несколько шагов, отчаянно взмахнул тростью с тяжелым серебряным набалдашником и опустил ее на голову княгини.
Коротко вскрикнув, Жюли упала к его ногам. Кровь отхлынула от ее лица, сделав его неестественно бледным. Боже! Что, если он убил ее? — отступил на шаг от лежащей на мостовой княгини Аристарх. Что, если кто-нибудь видел его и молодую женщину, вбежавшую следом за ним в эту подворотню? Надо избавиться от тела, — мелькнула мысль у него в голове. — Нельзя оставить ее здесь, где любой может найти ее в самое ближайшее время, и свяжет эту страшную находку с ним, выходящим из подворотни. Изобразив на лице беспокойство, он закричал.
— Помогите, моей сестре сделалось дурно! Кто-нибудь, остановите экипаж!
Сердобольные прохожие помогли остановить пролетку, куда он погрузил бесчувственную Жюли и забрался сам. Запыхавшаяся Полина успела разглядеть только синий плащ сестры и незнакомого мужчину, что удерживал ее подле себя на сидении. Пролетка сорвалась с места и исчезла за поворотом улицы, увозя Юленьку.
Глава 18
Поплавский лихорадочно пытался придумать, как ему поступить. Он не мог ни оставить бесчувственную княгиню на улице, ни привезти ее к себе — это было бы равносильно самоубийству. Выход был только один: вывезти ее за город, а уже там, где-нибудь в лесу, будет куда легче избавиться от тела. Едва ли кого-то можно встретить на Пасху, да еще и в такой сырой и промозглый день в многочисленных парках вокруг Петродворца. Посулив вознице двойную плату и попросив отвезти их в Стрельну, Поплавский настороженно наблюдал за все еще пребывающей в беспамятстве Жюли. Едва ли она рассчитывала на такую развязку, — вздохнул Аристарх. Княгиня сама подписала себе смертный приговор, бросившись в погоню за ним со смелостью, которая сделала бы честь любому мужчине.
Меж тем легкий ветерок, что с утра силился разогнать туман над Невой, крепчал час от часу, а моросящий дождик перешел в холодный весенний ливень. Возница, надвинув картуз почти до самых глаз, съежился под холодными струями и все чаще понукал усталую лошадку. Княгиня в любой момент могла прийти в себя, и Аристарх, испугавшись вдруг, что сидящий на козлах мужик является свидетелем похищения, принялся лихорадочно обшаривать карманы своего плаща в поисках денег. До Стрельны оставалось не более версты, когда он извлек из кармана несколько ассигнаций.
— Останови! — ткнул он тростью возницу.
Натянув поводья, тот остановил двуколку прямо на мосту через небольшую речку Стрелку. Летом это была мелкая речушка, воробью по колено, но нынче из-за обильного паводка вода в ней поднялась и теперь неслась с устрашающей скоростью к Финскому заливу.
— Вот, возьми, — протянул он ему деньги, — здесь вдвое больше, чем вся твоя колымага вместе с лошадью стоит, и убирайся.
— Мы, барин, так не договаривались, — нахмурился мужик, заподозрив что-то неладное, но руку за деньгами, тем не менее, протянул.