Звезда Одессы
Шрифт:
Я снова засмеялся; получилось громковато и несколько ненатурально. Я быстро огляделся, чтобы посмотреть, не возвращается ли Ришард Х. с пивом.
– Помню, как этот мудак хныкал по телевизору о больных детишках, – сказал Макс. – Что у них было-то? Какая-то прогрессирующая слабость, из-за которой в конце концов оказываются в инвалидном кресле. Вполне достаточно, чтобы захныкать, но этот мудак стоял между инвалидными креслами со своей плаксивой, слащавой рожей и изображал святую Терезу, покровительницу всех детишек в инвалидных креслах. По-моему, так нельзя – с пышущей здоровьем, загримированной
Макс в первый раз посмотрел мне прямо в глаза. Не вынимая сигареты изо рта, он зажал ее между пальцами. Дым с силой вырвался из уголков его рта.
– Тот, в ком есть хоть на грош приличия, черт побери, держится от этого подальше, – сказал он. – Не торгует собственной святостью за счет чужого горя. Иначе ты мудак. Более того, мудак у всех на виду.
Вернулся Ришард Х. с пивом.
– Только сразу не смотри в ту сторону, – сказал он Максу. – Позади тебя. Чуть сбоку.
Я поднял свой бокал, чтобы чокнуться, но Ришард Х. этого не видел. Макс наклонился вперед и медленно повернул голову.
– Мм, – произнес он. – Не знаю…
Одна из женщин в гидрокостюмах тряхнула головой. Волосы у нее были волнистыми, и казалось, что от этого движения осел туман из мелких капелек воды.
– А я знаю, – сказал Ришард Х. – Нужно уметь смотреть насквозь. Такой костюм надо облупить, слой за слоем, и посмотреть, что внутри. Если ничего нет, ты снова застегиваешь молнию, вот и все.
Макс ухмыльнулся. Ришард Х. встал с кресла; ему хватило одного шага, чтобы добраться до соседнего столика.
– Можно вас обеих чем-нибудь угостить? – спросил он.
Обе женщины оценивающе оглядели его длинную фигуру, с ног до головы. Женщина с мокрыми кудрявыми волосами держала руку над глазами, прикрывая их от солнца, и улыбалась. Солнце светило Ришарду Х. в спину. Он слегка наклонился в сторону, чтобы его тень упала на лицо женщины.
– Хорошо, – сказала она.
Ришард Х. указал на полупустые бокалы.
– Это было с газом или без? – спросил он.
Все случилось так быстро, что задним числом не восстановить, где произошло первое падение, но в какой-то момент повсюду уже была кровь: на нашем столике, на лице кудрявой женщины, на левой щеке Макса, на моих руках, на моей футболке… Мои кроссовки тоже были все в крови. Бокалы падали, тарелки с картошкой фри, крокетами и салатами летели со столиков, люди вскакивали, опрокидывая кресла. Раздавались испуганные вскрики; кто-то пронзительно завизжал и долго не мог замолчать.
Самый большой кусок чайки упал не к нам, а через несколько столиков от нас; нам досталась часть с одной лапой. В связи с этим мне вспоминается прежде всего тот факт, что мой бокал не опрокинулся. Еще я готов побожиться, что лапа шевелилась – но очень может быть, что эта деталь появилась в более поздних рассказах о происшествии.
Кудрявая женщина схватилась за лицо, потом уставилась на окровавленные кончики пальцев. Люди стояли – кто-то растопырил руки, кто-то держал ладонь у рта – и смотрели на куски растерзанной чайки. Некоторые показывали вверх, в безоблачное небо, но чаще –
– Ничего себе, – сказал кто-то. – Она уж точно не знала, куда угодила.
Официант поднял с пола голову чайки, завернул ее в салфетку и скрылся в баре.
– Две недели назад тут еще одну разрубило пополам, – сказал мужчина в майке без рукавов, с названием известной спортивной школы на груди. – Но та была не такая большущая.
Прищурив глаза, я смотрел на вращающиеся крылья ветряка; я искал видимый знак, точное место на лопасти, на которое налетела птица, – короче говоря, следы крови, но крылья вращались слишком быстро.
Между тем люди на террасе давно отвлеклись от несчастной чайки. Они подталкивали друг друга и указывали на Ришарда Х.
Он оставался на том же месте, у столика с двумя женщинами, но низко присел на корточки, так что его глаза оказались на уровне столешницы. Это была поза человека, который ищет укрытия после падения гранаты, – во всяком случае, поза человека, который сознает, что опасность всегда приходит с неожиданной стороны. Ришард Х. вытянул руки вперед, сжав ладони. Между его сжатыми ладонями в ярком солнечном свете сверкал серебром пистолет.
10
На парковке Макс разразился смехом. Он смеялся так громко, что прохожие останавливались и оборачивались.
– Господи! – икал он, вытирая слезы, выступившие на глазах. – Посмотрел бы ты на себя! Как будто не можешь посрать. Вам лимонад с газом или без?..
И тут Макс расхохотался так, что больше не мог выговорить уже ни слова. Ришард Х. шел, держа руки в карманах, и хмуро смотрел перед собой. Его голова все еще была темно-красной, какой она стала на террасе «Тимбукту».
Макс присел на корточки – в точности как Ришард Х. на террасе, – вытянул руки перед собой и выставил указательный палец, словно пистолет.
– Freeze! – завопил он. – Don’t fucking move or I’ll blow your fucking brains out! [17] Да, это было очень хорошо, но нельзя ли повторить для оператора? Лимонад не попал в кадр.
Мы стояли возле серебристого «мерседеса». Ришард Х. щелкнул, открывая дверцы. Он тоже слегка ухмылялся, но неискренне.
17
Не двигаться! Не шевелиться, черт побери, или я вышибу ваши чертовы мозги! (англ.)
– А ты где встал? – спросил Макс.
Он скользнул взглядом вниз и остановился на моих окровавленных кроссовках.
– Или ты пришел пешком?
Я указал на свою машину, припаркованную через два места от «мерседеса».
– Точно, – сказал Макс.
Он сделал глубокий выдох и снова поднес тыльную сторону руки к залитому слезами лицу. Ришард Х. уселся за руль и надел солнечные очки.
– Мне было бы приятно… – начал я, но в это время у Макса зазвонил мобильник.
Он бросил взгляд на дисплей и только потом поднес телефон к уху.