Звезда Одессы
Шрифт:
Давид повалился на диван и, не разувшись, положил ноги на низенький журнальный столик – Кристина это запрещала, а я позволял. На некоторое время он замер; по его виду это не было заметно, но если бы люди могли навострять уши, то в этот момент он бы их навострил. Потом он взял пульт от телевизора.
– Я тут сидел и думал, что в нашей новой машине обязательно должен быть плеер на несколько дисков, – сказал я.
Я не был уверен, что он меня слышит. Возле его ног на журнальном столике лежали буклеты автодилеров, к которым я заходил в тот день: «Вольво», «Альфа-Ромео», «БМВ», «Ауди»,
Сверху лежал каталог «джипа-чероки». На обложке был изображен черный «чероки» среди пустынного американского пейзажа – в золотисто-желтом свете, на краю пропасти. Этот пейзаж уже был смутно знаком мне, пусть даже наподобие всех американских пейзажей: одно большое дежавю, сумма всех других пейзажей шириной с киноэкран, хранящихся в коллективной памяти. Между тем я точно знал, что пропасть – та же, что и в фильме «Тельма и Луиза». Пропасть, в которую проваливаются Сьюзен Сарандон и Джина Дэвис, после того как Харви Кейтель и ФБР прижали их на этом богом забытом клочке красной пустыни у границы с Мексикой и им уже некуда деваться. Сначала Сьюзен Сарандон и Джина Дэвис отъезжают назад, чтобы потом дать полный газ, с бешено крутящимися колесами, подняв столб красной пыли, проехать последние метры до края пропасти и, наконец, свалиться в пропасть на глазах у растерянного Харви Кейтеля.
Днем я подсчитал, сколько придется платить в месяц за «чероки», если часть суммы выплатить сразу, а остальное – в рассрочку. Если увеличивать единовременно выплачиваемую сумму, ежемесячные выплаты становились меньше, и наоборот. Я искал более или менее разумный баланс. Баланс, при котором как сумма, выплачиваемая единовременно, так и ежемесячные выплаты не привлекали бы лишнего внимания.
– Я смотрел на машины, – сказал я. – Сегодня.
Давид играл с пультом. Я решил не давить на сына, если он мне не ответит.
– Ну и что? – сказал он.
Он отвел взгляд от телевизора и посмотрел мне в глаза.
– Пока не знаю, – сказал я. – Вот, принес кое-какие буклеты.
Я указал на стопку возле его ног.
– Пойду возьму пивка, – сказал я, выходя из комнаты. – Составишь компанию?
Давид уставился на меня.
– Пивка, – повторил он. – Почему бы и нет?
Когда я вернулся из кухни с двумя бутылками (без бокалов), он сидел, листая верхний буклет: тот самый, «джипа-чероки». Я опустился на диван рядом с ним.
– Вот этот, наверное, классный, – сказал он, разглядывая фотографию внутри буклета, на которой такой же черный «чероки» стоял в обледеневшем ручье. Позади на вылизанном голубом небе сверкали заснеженные горные вершины (Скалистые горы?). На следующей странице красный «чероки», снятый с высоты птичьего полета, полным ходом ехал по такой же красной пустыне. За машиной катилось облако пыли, исчезавшее из виду внизу,
– «Ощущение свободы сопровождает водителя джипа вплоть до самых отдаленных уголков земного шара», – вслух прочитал Давид подпись под фотографией.
Я быстро сделал большой глоток из своей бутылки.
– Ну да, – ухмыльнулся я, – должны же они были сделать подпись.
Давид закрыл буклет и взял со столика всю пачку. Он рассматривал только обложки.
– Ты еще не сделал ни глотка, – заметил я.
– Но это же не всерьез, правда? – спросил он.
Его руки остановились на буклете «Ситроена».
Я сделал глубокий вдох.
– Это больше для мамы, – ответил я. – На случай, если мама тоже…
Я почувствовал, как вспыхнуло мое лицо. Бутылка болталась у меня между пальцами, словно невесомая; присмотревшись получше, я увидел, что она пуста.
– А это? – спросил Давид. – Могу я надеяться, что это просто для смеха?
Он поднял кверху каталог «фиата».
– Ну да, ведь «фиат» – итальянская машина, – сказал я. – И они теперь сотрудничают с «Альфа-Ромео», ты не знал? Это и по дизайну видно…
– Итальянские идут в жопу, – отрезал Давид.
Он раскрыл каталог на первой странице, где была помещена фотография новой модели – «фиат-мультипла».
– Ты только посмотри! Он же похож на лягушку. На больную лягушку. Или на какую-то козявку на лапках, тоже больную и испуганную. Вот гадость! Ты хоть раз видел такую штуковину в натуре? А я видел. В ней просто страшно ездить. Наверное, ее создатели думают, что она выглядит забавно и потешно, и это хуже всего. А люди, которые покупают такие машины, думают, что они сами становятся веселыми и забавными.
Он швырнул всю пачку обратно на столик, причем несколько буклетов упало на пол. Еще некоторое время мы смотрели прямо перед собой; в телевизоре бегала по лугу девочка с пони на поводке.
– А чего хотел бы ты? – спросил я наконец. – Я имею в виду, если бы ты мог выбирать.
Давид тяжело вздохнул. Теперь я заметил, что пони хромает.
– По-моему, «феррари» – это круто, – сказал он.
Он усмехнулся и поднес бутылку ко рту, не делая ни глотка.
– Да, мне кажется, было бы красиво: красный «феррари» въезжает на эту сраную улицу. Такая кайфовая низкая посадка, чуть не скребет по дурацким «лежачим полицейским», но из-под капота доносится такой звук, что каждому ясно: настали новые времена.
В телевизоре девочка взялась обеими руками за голову пони. По ее щеке стекла слеза. Даже с выключенным звуком было ясно, что пони проживет недолго.
– Может быть, «феррари» – слишком дорого, – сказал Давид. – Если проблема в деньгах, я бы выбрал «порше». Машина, которая всегда выглядит хорошо. Вставить стингер-системку – и поехали.
– Что вставить? – спросил я.
– Стингер. Это такая штука, которая начинает пищать, когда приближается контроль скорости. Она реагирует на радар, через спутник. Так что, если не пищит, можно выжимать полный газ.