Звезда Парижа
Шрифт:
На праздник, который отмечался в замке, приехала совсем иная Адель, отличная от той, которую уже знал Филипп. Она явилась в коралловом, почти кроваво-красном платье, ослепительно яркая, веселая, раскованная.
Распущенные светлые волосы сверкали, среди локонов пламенели розы. Ее глаза, лицо, губы улыбались, ямочки смеялись на щеках, глубокое, крайне смелое декольте позволяло видеть прелестные холмики грудей, пышные легкие юбки колыхались, чуть ли не взлетали от малейшего движения, открывая изящные розовые туфли и тонкую линию щиколоток. Этот вид, невероятно легкомысленный, кокетливый и соблазнительный, как нельзя лучше подходил к этой офицерской
— Право, будь я так одета, как она, я бы казалась себе голой.
Предсказание Тюфякина сбылось: то, что герцог Немурский называл «праздником», оказалось чем-то вроде не самого тихого мальчишника. Офицеров было множество, среди них отпрыски самых знаменитых старых и новых дворянских родов. Особенным остроумием и приятной внешностью отличался молодой Эдгар Ней, сын прославленного наполеоновского маршала. Стол был великолепно сервирован, но еде отдавалось меньше внимания, чем шампанскому и хересу, которых тут было вдоволь. Дабы веселые, молодые офицеры из полка, расквартированного в компьенском лагере, не скучали, был приглашен целый десяток легкомысленных уличных женщин, которые явились в весьма откровенных туалетах, были смелы, развязны, вульгарны и, к счастью для офицеров, не стесняли себя приличиями.
Паштеты, омары и соленые закуски вызывали желание много пить, присутствие проституток разжигало воображение, и кончиться эта пирушка должна была самой настоящей оргией.
Настроение Адель, к удивлению Филиппа, было под стать общему. Хотя уже то, что она приехала не в компании прочих женщин, и ее наряд, более искусный и богатый, выделяли ее среди остальных, она повела себя так смело, что офицеры, едва оправившись от шока, вызванного ее красотой, и почувствовав в ней сговорчивость, тоже осмелели и, не заботясь о том, что в нее был влюблен Филипп, что она была в некотором роде его фавориткой, гурьбой ринулись в атаку. Ее благосклонного взгляда добивались шутками, анекдотами и остроумными рассказами о собственных подвигах, ей наперебой подавали бокалы, перед ней готовы были становиться на колени и тут же, шутовски, признаваться в любви. Вся ее фигурка дышала красотой, весельем и страстью, она смеялась, и эта улыбка на столь прелестных свежих губах, этот ее смех опьяняли, одурманивали, заставляли сильнее биться мужские сердца, а кровь — тугими ударами стучать в висках.
Для Филиппа это было пыткой. Он сразу понял, что она приехала и ведет себя так только затем, чтобы заставить его ревновать.
Она преследовала все ту же цель: представление ко двору. В разговоре Адель, смеясь, призналась, что недурно поет, и туп же Эдгар Ней, прижав руки к сердцу, упал перед ней на колени:
— Спойте, несравненная Адель! Спойте, наградите нас хотя бы этим!
— Наградить? За что?
— За преданность! Нет никого преданнее нас! Спойте, не то мы все падем на колени!
Несколько голосов подхватили: «Все! Все!» Филипп подался вперед, чтобы остановить то, что он считал форменным безумием, ведь петь перед полупьяными офицерами — это позор, это полное бесстыдство, но Адель уже поднялась, и он услышал ее голос.
— Нужна хотя бы гитара. Кто из вас подыграет мне, господа?
То, что она делала потом, можно было бы назвать танцем Иродиады. Что-то всколыхнулось в гостиной, едва послышался первый звук ее голоса — хрипловато-выразительного, сильного, страстного. Она исполняла испанский романс, подаренный ей Филиппом совсем недавно, но хотела не только петь,
Неистово стучали ее каблучки, развевались и взлетали легкие алые юбки, обнажая ноги до самых колен, билась на изящной спине душистая волна волос, сияли ее белоснежные зубы, изгибались стройные руки, она словно дразнила каждым движением, лукавой улыбкой, а платье ее было таким воздушным, что казалось, еще миг — и она выскользнет из платья. У каждого, кто смотрел на нее, громко стучало сердце; Филипп, глядя на Адель, испытывал невероятную смесь дикого возбуждения и яростной ревности. Зрелище было таково, что даже он не осмеливался его прекратить, а художник Эжен Лами, сидевший в углу, разыскал карандаш и клочок бумаги и теперь лихорадочно набрасывал то, что видел.
Раздался шквал аплодисментов, едва она закончила. Офицеры толпой окружили стол, не давая ей сойти, разгоряченные, распаленные вином и похотью, они все имели какие-то фантазии и каждый, казалось, хотел прикоснуться к Адель, почувствовать, какая у нее кожа, — ей целовали руки, локти, подол платья.
— Какая женщина, господа!
— Это дьявол в юбке! Какая красавица!
— Невероятный голос! Она любого сведет с ума!
Вспыхнула свара по поводу того, кому выпадет счастье пить шампанское из ее туфельки. Чести этой стали добиваться офицеры с помощью денег и своеобразный аукцион был доведен до шести тысяч франков.
Адель и виду не подавала, что чем-то недовольна; догадываясь в душе, что выигравший офицер, драгун по имени Альфред де Пажоль, полагает, что платит не только за туфельку, но и за ночь, она тем не менее не намерена была давать ему ничего подобного. Грациозным движением она швырнула обе свои туфельки в толпу и спрыгнула, наконец, на пол, не забыв взять заработанные шесть тысяч. Пока офицеры пили шампанское и вырывали друг у друга ее обувь, она скрылась, полагая, что своей цели добилась: разозлила Филиппа и получила оглушительный успех среди светской публики. Такое никогда не могло быть лишним.
Ее уход был удачен еще и потому, что на стол взобралась сочная, красивая, черноволосая проститутка в одном корсаже и нижней юбке, вульгарная, но веселая и энергичная. Одним движением сбросив с себя юбку, она закричала:
— Подумаешь! Тоже мне! Я сумею не хуже, смотрите!
Ее приветствовали громким возгласом и смехом. Адель поднырнула под чью-то руку и исчезла, унося с собой деньги.
4
Филипп явился на Вилла Нова спустя два дня, раздосадованный, оскорбленный, полный упреков. Адель встретила его, сидя у туалетного столика и пудря щеки.
— И эта женщина просила меня представить ее ко двору! — произнес он.
— Эта женщина? Что вы хотите этим сказать, мой милый?
— Женщина, которая танцует для пьяной солдатни! Что вы думали, когда делали это? О вас пошла ужасная слава. Как вы себе представляете появление перед королем и королевой после того, что совершили? При дворе не принимают проституток!