Звезда среди ясного неба

Жукова-Гладкова Мария

— Да даже если бы она замуж вышла, то не успокоилась бы! — воскликнул Петр Аркадьевич. — Хотя замуж она не хотела.

— Да, она мне говорила, что не представляет, как можно жить с одним мужчиной, — вспомнила я.

— Масса женщин живут и счастливы, — заметила Нина Степановна. — И мечтают как раз об этом. И как можно никого не любить? Вообще никого?! Аглая же никого не любила. Ни мужчину, ни женщину, ни ребенка, ни животное.

Упомянутое животное вздрогнуло во сне, но головку с хохолком так и не подняло.

— Аглая любила себя, — сказал Петр Аркадьевич. — На всех остальных ей было наплевать. Но о мертвых или хорошо, или никак. Давайте еще разок ее помянем…

Мы

помянули, Петр Аркадьевич посмотрел на Нину Степановну и попросил ее принести нам с ним чаю в его кабинет.

— Давайте я вам помогу, — предложила я.

— Не надо, Наташа. Идите с Петром Аркадьевичем. Я тут все уберу и пойду к ребенку. А то вдруг проснется, а меня нет.

Я поняла, что Петр Аркадьевич хочет поговорить со мной о чем-то важном…

Глава 6

Джулия подняла головку, как только я встала, посмотрела на меня сонными глазками, соскочила со стула (хотя ей явно не хотелось этого делать) и потопала за нами, в кабинете устроилась в свободном кресле. Я поняла, что эта собачка спит только на кроватях, креслах и стульях. На полу не будет.

И тут я вспомнила про ошейник… Аглая им очень гордилась. Ошейник у Джулии был с настоящими бриллиантами, причем не мелкими, делался по спецзаказу. Я не знала, сколько он стоил, но явно не мало.

Я сказала про ошейник Петру Аркадьевичу. Он посмотрел на собаку.

— А дома она в ошейнике ходила? — Он явно этого не помнил.

— Когда Аглая меня принимала, Джулия всегда была в ошейнике. Я же не видела Джулию вне квартиры.

Петр Аркадьевич пожал плечами. Вероятно, ошейник, пусть и с бриллиантами, его мало волновал. Потом он словно очнулся и посмотрел на меня.

— Ты что, думаешь, что Аглаю из-за ошейника убили?!

— Нет, но…

— Когда поеду в квартиру Аглаи или Нина Степановна поедет, посмотрим. Хотя там ведь болталось много представителей наших доблестных органов… — Бергман хмыкнул. — Не хочу говорить про малознакомых людей ничего плохого, но про сотрудников органов я немало наслышан. В частности, про то, что из квартиры после их посещения кое-что пропадало. С другой стороны, это был ошейник. На взгляд бриллианты не определяются. Кому в голову придет, что в собачьем ошейнике были настоящие бриллианты? По-моему, официально Аглая об этом не объявляла. Это знал узкий круг. И среди этого узкого круга у многих есть свои маленькие собачки с подобными ошейниками.

Петр Аркадьевич снова хмыкнул, немного помолчал и добавил:

— Наташа, ее точно убили не для того, чтобы что-то украсть. И на первый взгляд ничего не пропало. То есть мне ничего в глаза не бросилось. Я даже про Свободу не сразу сообразил. Я знаю, что в квартире Аглая держала минимум драгоценностей, и не самых дорогих. Все самое дорогое хранилось в банке. Она перед мероприятиями туда заезжала, непосредственно в банке на себя все надевала, а потом, на следующий день, снова отвозила все в банк. Иногда отвозила прямо с тусовки, она же часто гуляла до утра. Вчера она ни на какое подобное мероприятие не выезжала. И наличных дома много не должно было храниться. Она же по большей части карточками пользовалась. Это я в основном работаю с наличкой. — Петр Аркадьевич усмехнулся. — Нет, тут другое, Наташа… И убийство явно было совершено в состоянии аффекта. Человек его не планировал заранее. Он не планировал грабить квартиру! Он схватил первую попавшуюся статуэтку и шарахнул Аглаю по голове. Хотя, может, и убить-то не хотел, просто врезать — со злости, от отчаяния, нервы у него не выдержали. Думаю, она кого-то достала. Надо будет завтра на записи посмотреть, кто такой Фрукт. И я не исключаю, что у нее и еще кто-то

мог быть. Нина Степановна же всех по голосам не знает, да и заснула она. Она же устает с маленьким ребенком. А гости у Аглаи не были чем-то необычным, как и скандалы, и двое-трое мужиков одновременно. Аглая обожала людей сталкивать лбами! Да и женщина какая-нибудь могла прийти отношения выяснять. Это тоже нельзя исключать. Думаю, что женщина справилась бы.

— А эта Свобода тяжелая была?

— Ты думаешь, я помню? — хмыкнул Петр Аркадьевич. — Ты думаешь, я их взвешивал? Но раз каменная… Да, наверное, тяжелая. Признаться, я даже не помню, какие из этих эротических статуэток брал в руки. А если и брал, то давно. Конечно, когда-то рассматривал… Отпечатки на них должны быть в первую очередь домработницы. Она же пыль протирала. Может, Аглая пользовалась по назначению… — Петр Аркадьевич хмыкнул. — Но опять же я не думаю, что убийца их в руке взвешивал, прикидывая, какой можно убить, а какой нельзя. Схватил первую попавшуюся — и врезал. Потом сообразил, что наделал, и забрал орудие убийства с собой. Посмотрим, что покажут отпечатки пальцев. Но предполагаю, что в квартире их оставили только те, кто там проживал и регулярно бывал.

Петр Аркадьевич вздохнул, отпил чаю и устало посмотрел на меня.

— Наташа, я хочу, чтобы ты знала правду про Никитку.

— Зачем? — удивилась я. — Мне достаточно знать, что это ваш сын и вы о нем позаботитесь. Если бы это на самом деле был маленький узбек, то, думаю, что вы и о нем бы тоже позаботились.

— Это все так, — кивнул Петр Аркадьевич. — Я своих детей не бросаю.

Эту фразу я сегодня слышала не в первый раз, но если это соответствует действительности? Петр Аркадьевич этим гордится? Это на самом деле повод для гордости — на фоне тех людей, с которыми ему приходится иметь дело.

— Наташа, Никита — мой пятый ребенок.

Петр Аркадьевич посмотрел на меня. Я ждала продолжения. Я уже знала про его двоих взрослых законных детей от единственной законной жены и про двоих незаконных. Он сегодня днем это все объяснил. Есть еще какие-то важные детали?

— Я поддерживаю связь со всеми своими детьми, то есть участвую в воспитании и деньгами, и лично. У меня были романы с их матерями и не только с матерями моих детей, я сразу же был честен со всеми — предупреждал, что со своей Аней не разведусь. В общем, у меня за мою долгую жизнь было много романов… Это так у каждого нормального мужчины.

Я улыбнулась.

— Наташа, это жизнь. Я не святой и не претендую на святость. Да еще и среда соответствующая. Ты марксизм-ленинизм успела поизучать или уже нет? Скорее, нет. А я вот изучал и с уверенностью заявляю: там есть разумные вещи. Например, бытие определяет сознание.

— Это вы про среду, в которой вращаетесь?

— Хотя бы и про нее. По-моему, это применимо к любой среде, к любому образу жизни. Именно бытие определяет, а не сознание. Сознание подстраивается под бытие. Но давай не будем в это дело углубляться на ночь глядя. Хотя, может, как-нибудь и поговорим об этом.

«Он меня клеит?»

— Наташа, мужчина не может жить с одной женщиной. То есть… Я попробую объяснить. У меня в жизни неоднократно бывали периоды, когда я искренне любил двух женщин — Аню и еще какую-нибудь. Да, я всю жизнь был женат на Ане. И она стала для меня родным человеком, это была моя семья, мой тыл. Мне было комфортно с Аней, наверняка она догадывалась про мои походы налево, хотя я старался их скрывать и не делать ей больно. И она вела себя мудро. Аня не устраивала скандалов, не пыталась найти моих женщин, поговорить с ними, со мной, в общем, вела себя как ни в чем не бывало.