Звезда сыска
Шрифт:
Пришлось согласиться, что таких причин действительно нет. Тем более что исчезнувший человек и для меня самой выглядел теперь много подозрительнее, чем Петин офицер.
— Могу я все это рассказать человеку…
— Если уверены, что дальше него эти сведения ни куда не пойдут, то можете. А расскажите-ка вы мне, чем сейчас в театре занимаются? До сей поры сожалею, что не видел прошлую постановку, а тут я как раз в субботу свободен буду, так уж не пропущу новый спектакль ни в коем случае.
Я принялась рассказывать, а так как слушали меня с самым искренним интересом, то увлеклась и позволила себе опять передразнить господина Корсакова. То, как он смешно грассировал или пользовался немецким акцентом, репетируя роль Глумова. Дмитрий Сергеевич смеялся до слез.
— Нет, в этот раз никак не позволю себе пропустить такое удовольствие! — заявил он по завершении
— Только, Дмитрий Сергеевич, вы тоже никому не рассказывайте таких подробностей, что я вам доверила. Это, конечно, не следственная тайна, но все же секрет.
— Обязуюсь до самой премьеры не говорить никому ни слова! — шутливо провозгласил следователь, но было ясно, что на слово его можно полагаться.
— Я, должно быть, мешаю вам? — из деликатности спросила я.
— А вот и нет. Сейчас как раз тот редкий случай, когда нет ничего совершенно неотложного.
— Тогда позвольте спросить вас, вам нравится ваша служба?
Не знаю сама, какого ответа я ожидала, но то, что к вопросу моему отнеслись серьезно, меня порадовало.
— Вы, верно, читали рассказы о Шерлоке Холмсе? Мне они тоже нравятся. Но моя служба куда больше похожа на то, что делает инспектор Лейстред, а не на то, чем занимается мистер Холмс. Вот перед вашим приходом сидел здесь один мужик. Приехал на базар, удачно поторговал, весь товар продал. Пошел гостинцы покупать, уж и приценился, за деньгами полез. А тут выясняется, что не один он за его деньгами лезет! Он воришку за руку и схвати! А тот его в лицо кастетом. Злодея сразу повязали, помогли потерпевшему и торговцы, и иные покупатели. И городовой поблизости оказался, но к тому моменту как он подоспел, вору успели уже и голову пробить, и другие увечья нанести. Получилось, что правых совсем не осталось — кругом одни виноватые. А для меня задача: можно совсем все как было записать, но все равно результат разный получится. Весь вопрос в том, когда кастет появился и когда им ударили. Если до того как воришку бить стали, получается, что была кража, а стал разбой. И те, кто разбойника били, почти и невиновны, потому как оборонялись, а разбойнику будет каторга полагаться. Если же наоборот все было, не вор первым ударил, а его самого бить начали, то его лишь за воровство судить надобно. И уже те, кто его изувечил, также наказанию подлежат. И ведь все хитрят, может, закона и не знают в точности, но чуют, что все не так просто, и каждая сторона другую сторону очернить пытается. Да еще у городового синяк образовался, но он о том молчит. Значит, в запале кто-то из тех, кто самосуд вершить пытался, и к стражу порядка успел кулаком приложиться! А позже осознал и откупиться пытается. И городовой подарок возьмет и смолчит. Что тоже есть преступление. Вот такое пустяковое происшествие, а сколько от него головной муки. Опять же и жалко всех, ежели по-человечески. А по-человечески ну никак невозможно, потому как надо по закону!
— И что же вы делать думаете?
— Ну, то, что городовой взятку возьмет, мне не доказать. К тому же в данном случае я его хоть понять могу, ибо и в самом деле ни к чему под суд за такую провинность человека отдавать. Ведь городовой был при исполнении, и наказание в таком случае бывает тяжким. Про остальное? Дождусь, что скажут в медицинской части, сильные ли повреждения у того воришки. Если просто кровь проступила от удара, то это одно, если и вправду череп проломлен, как он сам о том вопит, то совершенно иное. Придется со всем старанием до правды добираться, не по одному разу каждого допрашивать и уж после решение принимать. Но я не ответил на ваш вопрос. Получается, что рутины много и сил тратится столь много на то, на что и тратить их не хочется. Но когда удается раскрыть преступление, пусть не самое серьезное, и тем оказать настоящую помощь людям — украденное вернуть, к примеру, — то ощущаешь самую подлинную радость. И еще встречаются дела попросту весьма любопытные и запутанные. Такие, что распутывать их часто тоже доставляет удовольствие. Если, конечно, распутаешь. Тогда и Шерлоком Холмсом себя чувствовать разрешаешь. Но потихонечку, чтобы сторонним людям это незаметно было. Вот такие пироги получаются.
20
Вроде бы все очень убедительно выглядело насчет того исчезнувшего или сбежавшего подозреваемого, но никак у меня из головы не шел наш с Петей офицер. Я и так, и этак пыталась прикинуть, к чему ему эти фокусы с переодеваниями и проживанием
Дома я попробовала сначала заниматься, но учеба не отвлекла толком от всех этих раздумий. Я принялась разгуливать по комнате, благо места для прогулок доставало. Прошла от двери к окнам, завешанным белыми в синий цветочек занавесками, от шкафа к этажерке с книгами, от ширмы, закрывающей угол с дедушкиной кроватью, к такой же точно ширме у моей постели в другом углу. Жаль, у нас камина нет! Отчего-то мне казалось, что, глядя на огонь, я бы точно до чего-то умного додумалась. Пойти, что ли, у печки посидеть? Да нет. Пора делами заняться.
Я взяла с этажерки томик с пьесами Александра Николаевича Островского, приготовила лист бумаги и карандаш, села поудобнее за стол, принялась читать пьесу и придумывать, что в ней требуется по моей новой должности в театре. Хоть я читала «На всякого мудреца» не в первый раз, но увлеклась так, что не заметила, как добралась до финала. И даже немного разочаровалась, потому как работы для меня было совсем чуть. Ну, можно пару раз обозначить, как карета подъезжает. Первый раз — это когда Мамаев приезжает к Глумову, второй — когда Турусина к себе в дом возвращается. Еще к месту будет звук церковного колокола. Это в сценах с приживалками и странницами [42] у Турусиной в доме. Все едино, крестятся они там не переставая, так будет повод. Все! Остальное оркестр музыкой расцветит. Нет, пожалуй, стоит, чтобы Нил Федосеевич Мамаев колокольчиком пользовался для вызова слуг. Может даже, по забывчивости или чтобы значимость свою показать, лишний раз звонить, даже когда нужные люди рядом. И получится все это очень подходяще к тому, как играет Мамаева Иван Иванович Тихомиров.
42
Приживалка — лицо, жившее из милости в чужом богатом доме. Странница — странствующая богомолка.
Меня эта идея настолько увлекла, что поутру следующего дня я отправилась в театр с таким расчетом, чтобы посмотреть в магазинах пригодный для этой цели колокольчик. Во второвском пассаже я даже растерялась: столько колокольчиков здесь было в продаже. Не меньше дюжины самых разных: больших и поменьше, бронзовых и даже из фарфора. А довершала картину на витрине маленькая игрушечная пушка. Видя мое изумление, продавец пояснил, что эта игрушка предназначена для той же цели, что и колокольчики, то есть подавать сигнал своим слугам или подчиненным, но уже при помощи выстрела. И специальные патроны к ней прилагаются. Мы немного пообсуждали столь оригинальное решение и сошлись на том, что оно относится к юмористическим и служит не столько по прямому назначению, сколько для смеху. И тут у меня в голове тоже что-то стрельнуло: а если не только Мамаев будет пользоваться колокольчиком? Но и Мамаева, и Крутицкий, и Турусина, и даже сам Глумов будет свою мамашу колокольчиком вызывать. И все они будут звучать по-разному! У Мамаева — солидным басовитым звуком. У Мамаевой — звук будет потоньше, вот как у этого, из фарфора. А у Глумова колокольчик должен чуть дребезжать, немного фальшивить. А Крутицкий… Нет, Крутицкий будет пользоваться как раз пушкой! Новшества он только в жизни не терпит, а для забавы и сам рад что-то учудить. Тогда, значит, нужны вот этот, этот и этот колокольчики и пушка. Что будет стоить… Ох, недешевая у меня идея получается.
Тем не менее по приходе в театр я с ходу все изложила Александру Александровичу. Тот выслушал и расхохотался:
— Сударыня, вы не обижайтесь! Я не над вами смеюсь, я вашей идее смеюсь. Право слово, мне понравилось. Хороший ход, забавный и уместный. Возможно, мы даже повторим этот спектакль, — стал вслух рассуждать антрепренер. — Возможно, что сыграем его даже не два, а три раза. Но все равно получается дорого. Вот что, вы пойдите к новому хозяйственному распорядителю Антону Антоновичу — заодно и познакомитесь — и велите ему купить один колокольчик, тот, что вы для Мамаева присмотрели. Да пускай не экономит, а возьмет именно тот, что нужен, пусть у Второва и возьмет. Все ваши остальные предложения остаются в силе, считайте, что я их утвердил.