Звезда Тухачевского
Шрифт:
— Господин посол, чем объяснить столь неожиданное перемещение маршала Тухачевского? Что стоит за очевидным понижением его в должности? Не является ли это результатом трений с маршалом Ворошиловым по вопросу взаимоотношений СССР и Германии?
И так как Александровский все еще обдумывал варианты ответов по столь непростым вопросам, Крофта продолжал:
— Могу вам доверительно сообщить, что в Праге ходят слухи о том, что Тухачевский принадлежит к числу сторонников сближения с Германией и в то же время имеет серьезные разногласия с официальной позицией по ряду принципиальных внутриармейских вопросов. Возможно, эти разногласия касаются той реорганизации, которая производится сейчас в Красной
— Господин министр, — Александровский начал свой ответ с убежденностью человека, которому нельзя не доверять, — мы не рассматриваем назначение Тухачевского как явное понижение в должности. Посудите сами. Тухачевский поставлен ныне на весьма ответственный пост. В системе обороны страны должность командующего военным округом не менее значительна, а по уровню ответственности еще более значительна, чем должность заместителя наркома. И разве Тухачевский первый и единственный маршал, который командует военным округом? Пожалуйста — маршал Блюхер, командующий Дальневосточным округом.
— Однако Приволжский округ по стратегической значимости заметно уступает Дальневосточному, — все еще не утолив своего любопытства, сказал Крофта.
— Смею вас заверить, господин министр, — продолжал отстаивать свою позицию Александровский, — Приволжский округ по своему уровню не уступает Дальневосточному. Ведь на территории округа, которым предстоит командовать Тухачевскому, расположена наша вторая по мощности металлургическая база. А такого рода база — фундамент обороны страны.
Александровский и сам понимал, что сознательно преувеличивает значение округа, чтобы разубедить Крофту в его сомнениях и снизить степень его опасений.
Крофта лишь многозначительно улыбнулся в ответ и поднял бокал с шампанским.
23
Тухачевский вернулся из Кисловодска бодрый, жизнерадостный, веселый, в прекрасном расположении духа. Неудержимо тянуло в родные стены наркомата, хотелось поскорее окунуться в кипучую любимую работу.
В первый рабочий день он сразу же отправился к Ворошилову, чтобы доложить о своем прибытии и ознакомиться с обстановкой.
Нарком принял Тухачевского преувеличенно радостно.
— Ну как, полководец, отдохнул? — широко улыбаясь, спросил он.
— Отдохнул, Климент Ефремович, — тоже с улыбкой ответил Тухачевский.
— Хорошо отдохнул? — не унимался Ворошилов.
— Великолепно! — воскликнул Тухачевский, не чувствуя подвоха. — Можно сказать, как никогда хорошо отдохнул!
— Ну и я без тебя великолепно отдохнул! — возрадовавшись, что ему удалось «купить» своего зама, захохотал Ворошилов. — Надеюсь, ты в санатории не успел накатать нового прожекта о реорганизации армии? Красотки небось одолевали?
— Каюсь, не успел. — Тухачевский воспринял шутку, стараясь не выдавать возникшей в глубине души обиды: за ним, с легкой руки Сталина, закрепилось ненавистное ему прозвище «прожектер», и потому всякое напоминание об этом не могло оставить его равнодушным. — А что касается красоток, Климент Ефремович, — он продолжил эту легкомысленную тему, чтобы заглушить обиду, — то в этом плане у меня полная невезуха. Нина Евгеньевна ни на шаг от себя не отпускала.
— Не переживай, — как бы желая приободрить своего заместителя, сказал Ворошилов. — Твоя Нина Евгеньевна по сравнению с моей диктаторшей самая настоящая паинька. Моя Екатерина Давидовна повсюду держит меня на коротком поводке. Вот кому бы возглавлять Комитет партийного контроля!
— Что у нас нового, Климент Ефремович? — живо поинтересовался Тухачевский, понимая,
— У нас без новенького никогда не бывает, у нас не соскучишься, — уже более серьезно откликнулся Ворошилов. — Вот, изволь прочитать.
И он протянул Тухачевскому папку красного цвета — особую папку с особо важными документами.
Тухачевский поспешно раскрыл ее и сразу же заметил написанную наискосок размашистую резолюцию Сталина:
«Членам ПБ. Как это ни печально, приходится согласиться с предложением тов. Ежова. Нужно предложить тов. Ворошилову представить другую кандидатуру. И. Сталин».
Тухачевский несколько раз перечитал эти строки, вчитываясь в каждое слово и словно пробуя каждое из них на вкус. И лишь затем обратил свой взор к самому тексту документа:
«Товарищу Сталину. Товарищу Молотову. Товарищу Ворошилову.
Нами сегодня получены данные от зарубежного источника, заслуживающего полного доверия, о том, что во время поездки тов. Тухачевского на коронационные торжества в Лондон над ним по заданию германских разведывательных органов предполагается совершить террористический акт. Для подготовки террористического акта создана группа из четырех человек (трех немцев и одного поляка). Источник не исключает, что террористический акт готовится с намерением вызвать международное осложнение. Ввиду того, что мы лишены возможности обеспечить в пути следования и в Лондоне охрану тов. Тухачевского, гарантирующую полную его безопасность, считаю целесообразным поездку тов. Тухачевского в Лондон отменить. Прошу обсудить. Н. Ежов. 21 апреля 1937 г.».
В уголке листа к тексту притулилась короткая записка Ворошилова, учиненная традиционными фиолетовыми чернилами: «Показать М. Н. 23. IV. 37».
Тухачевский вложил листок в папку, отодвинул ее от себя и обреченно откинулся на спинку кресла. Огненной змеей ужалила мысль: «Вот тебе и отдохнул! Это — опала!» Все ясно: он, Тухачевский, становится невыездным, оказывается в эпицентре подозрений, лишается доверия.
И все это может закончиться для него очень плохо…
В самом деле, разве и прежде не поступали в НКВД сигналы о том, что на высших руководителей различного ранга за рубежом готовятся террористические акты? Разве и прежде такого рода поездки не были сопряжены с опасностями, с возможными провокациями и непредсказуемыми осложнениями? конечно же были, да и впредь будут. А тут совершенно неожиданная, столь трогательная забота о нем, Тухачевском, будто он едва ли не главная ценность в высшем армейском руководстве, которую надо неусыпно оберегать! И если даже спецсообщение Ежова соответствует истине, то разве нет у могучего НКВД возможностей подстраховать его, Тухачевского, в этой поездке, усилив охрану, использовав всевозможные оперативные меры? Выходит, ездить на похороны короля в Лондон было абсолютно безопасно, а на коронацию нового короля — ни-ни?
Тухачевский подумал о том, что вряд ли Сталин так трогательно заботится о безопасности его персоны, скорее наоборот. Правильнее будет предположить: случись с ним, Тухачевским, что-либо трагическое, вождь, сделав вид, что его обуревает скорбь, внутренне просто возликует, что так легко, волею Провидения, чужими руками, избавился от неугодного и опасного маршала. А коль это самый реалистичный вариант сталинской реакции на то, что может произойти в Лондоне, следовательно, не остается никаких сомнений в том, что писулька, прячущаяся сейчас в этой красной папке, сфабрикована на Лубянке, в кабинете сталинского наркома. И разумеется, не просто по личной инициативе наркомвнудельского карлика, а по прямой подсказке вождя.