Звезда Тухачевского
Шрифт:
Его тут же поддержал Ворошилов:
— Противник уже не представляет собой внушительной силы, и пехота вполне с ним справится.
— Какие же части будут добивать неприятеля? — спокойно спросил Тухачевский.
— Да вот хотя бы 34-я дивизия, — ответил Ворошилов. — Можно использовать и приданные нам две кавалерийские дивизии — Кавказскую и имени Блинова.
— Ваши предложения были бы приемлемы, если бы не одно «но»: они очень малочисленны, измотаны в боях не меньше вас и вряд ли справятся с противником.
— Это они-то малочисленны? — взвихрился Буденный. — Да у них сейчас добровольцев — тьма. И оружия —
Тухачевский задумался. Доводы Ворошилова и Буденного казались ему малоубедительными. В самом деле, еще один мощный рывок с использованием всех без исключения сил фронта — и точка в войне. Туапсе ведь совсем рядом, но два конника заупрямились, как взнузданные лошади. А тут еще Серго включился в разговор и неожиданно для Тухачевского встал на сторону Ворошилова и Буденного.
— Михаил Николаевич! — горячо воскликнул он. — А что, если они правы, эти храбрецы? — Он явно хотел польстить конникам, хотя, конечно, похвала была заслуженной. — А что, если эти храбрецы и впрямь глаголют истину? От Кабардинской до Туапсе — путь каторжный. Ты когда-нибудь ездил в Сочи? Нет. А я ездил. Там лесистые горы, ущелья, перевалы… Дорога — только по шпалам. Там на коне не развернешься. Да и Кубань вот-вот разольется, и наши славные конники останутся без продуктов и фуража.
— Все это я не сбрасываю со счетов, — ответил Тухачевский. — И эти опасения были бы обоснованными, если вести наступление черепашьими темпами. А если стремительно навалиться на врага — в несколько суток мы могли бы прижать его к морю и не дать ему опомниться и бежать на кораблях. А уж тогда можно было бы отдохнуть с чистой совестью.
Но Ворошилов и Буденный стояли на своем.
Тухачевский, наступив себе на горло, вынужден был согласиться.
— Хорошо, я приму решение, соответствующее вашей просьбе, хотя вы меня и не убедили. Я соглашаюсь лишь только потому, что Первой Конной армии предстоит переброска на Западный фронт. И все же — Хадыженская и Кабардинская — за вами. Чем быстрее овладеете этими станицами, тем быстрее сможете отвести армию на отдых.
Ворошилов заулыбался, а Буденный удовлетворенно разгладил усы.
— Первая Конная, у нас на хорошем счету, — продолжал Тухачевский. — Но в центре о ней по чьим-то докладам сложилось весьма негативное мнение.
— Это еще почему?! — гаркнул Буденный. — Кто может ткнуть в геройских конников своим паршивым пальцем?
— Владимиру Ильичу доложили, что конармейцы устроили грабежи в Новочеркасске. И что армия уже не такая боеспособная, как об этом докладывает ее командование, — вместо Тухачевского, ответил Орджоникидзе.
— Грязная клевета! Мы этих патентованных лжецов призовем к ответу! — грозно заявил Ворошилов.
— Мы тоже крайне возмущены! — совершенно искренне сказал Тухачевский.
— Не переживайте, Семен Михайлович, — успокоил его Орджоникидзе. — Я и Михаил Николаевич сразу же отмели эту клевету. И чтобы вы убедились, что мы не лукавим, вот почитайте.
И он вручил Ворошилову телеграфный бланк. Телеграмма предназначалась Ленину:
«Со слов Лебедева нам стало известно, что в РВСР благодаря неточной информации создалось неправильное представление о Конной армии и ее командарме. Конная армия в смысле боеспособности выше всяких похвал. Отличается дисциплиной в бою и чрезвычайной смелостью. Ни одна
— Ну как? — хитровато улыбнулся Орджоникидзе. — Утерли мы нос вашим противникам и недоброжелателям?
— Благодарствуем! — снова лихо подкрутил усы Буденный.
— А теперь о текущих делах, — сказал Тухачевский. — Получена телеграмма о вызове вас, Климент Ефремович, и вас, Семен Михайлович, в Москву.
— Чего это мы там не видали? — вроде бы беспечно отозвался Буденный, но, судя по его виду, он воспринял это сообщение с некоторым беспокойством.
— Вероятно, речь пойдет о переброске Конармии на запад, — предположил Тухачевский. — Главком уже запросил наше мнение. Мы считаем, что армию следует направить походным порядком. Вы же знаете, у нас практически нет исправного подвижного состава. Кстати, командование Юго-Западного фронта нашу точку зрения разделяет.
— А чего ж ее не разделять, — приосанился Буденный. — Нам и не нужны эти вонючие теплушки. Мы — своим ходом, под духовой оркестр, с развернутым красным знаменем!
Вошедший в кабинет только что прибывший с передовых позиций начальник Полевого штаба РВСР Павел Павлович Лебедев краем уха услышал этот разговор и сразу понял, в чем суть вопроса.
— Это что же, опять как во времена Чингисхана? — Лебедев говорил резко, не прибегая к дипломатическим выражениям. — От Майкопа до Знаменки примерно одна тысяча верст. Так вы и будете трусить рысцой по этим треклятым верстам? А притащитесь в район боевых действий и упадете на траву-мураву. И духовой оркестр вас не поднимет.
— Это уж вы, Павел Павлович, оставьте. — Буденный был непреклонен. — Что вы нам тут сказки рассказываете? У нас трезвый расчет. Вот Климент Ефремович уже прикинул — чтобы перебросить Первую Конную по железной дороге, потребуется почти пять тысяч вагонов, чуть ли не сто эшелонов! И это только для моих боевых коней и моих храбрых всадников! А автобронеотряды, авиация, тылы, штабы — гони еще два десятка вагонов! Выходит, нужен один поезд в сутки.
Лебедев стоял перед ним — невысокий, подвижный, в тщательно выглаженном френче. Его аккуратная русая бородка, когда он говорил, смешно вздрагивала.
— И когда же вы доберетесь своим ходом до Знаменки? Когда гражданская война закончится? — не без иронии спросил он.
— Считать надо уметь, Павел Павлович! — огрызнулся Буденный. — По нашим данным, были вы генерал-майором царской армии, неужто вас там, в академиях, считать не научили? А у нас, необученных, расчет простой. Будем делать примерно тридцать пять верст в сутки. Десять — двенадцать дневок после каждого трехсуточного перехода. Недельку минусуем — на случай стычек с бандами, да и погодку придется учитывать. Помозгуйте, Павел Павлович, и увидите, что в район сосредоточения моя армия как штык прибудет самое большее через два месяца. А то и раньше.