Звезда в хвосте Льва
Шрифт:
«А он весь в белом!» – с ненавистью подумал Журавушкин, глядя на Ромашова. Тот мигом принял вид оскорбленной невинности.
– Ну вот. Помеха устранена, – с удовлетворением кивнула судья, когда за Ефимом Раевичем закрылась дверь. – Итак, на чем мы остановились?
– На хитрости подсудимой, ваша честь, – напомнил прокурор. – Как она обманом завладела оружием.
– Получается, Андрей Георгиевич, что вы пришли на место преступления последним? – ласково спросила судья.
– Если Фима спустился вниз раньше, чем он говорил… Получается, так. Я устал и уснул. А Настя потихоньку ускользнула из спальни. Меня
– Как вела себя подсудимая?
– А знаете, она была спокойна. Я бы даже сказал, что она держалась с чувством выполненного долга.
– Василисы Петровны больше нет, Раевич от горя несет всякий бред, – вздохнула судья. – Получается, Андрей Георгиевич, только вы сохранили рассудок и чувство собственного достоинства. Нам придется поверить вам. О чем вы говорили, дожидаясь полицию?
– Рара предложила представить все, как самоубийство. Или несчастный случай. Я был в шоке, поэтому согласился. Но теперь я понял, что не могу жить, как раньше.
– Вы имеете в виду, под одной крышей с Раевичами? – сочувственно спросил прокурор.
– Да.
– Мы вас понимаем.
– Адвокат, у вас есть вопросы? – обратилась к Журавушкину судья.
– Я давно сказал, что нет, – угрюмо ответил он. И горько добавил: – Я вызывал сюда свидетеля защиты, а не обвинения.
– К счастью, свидетель понял свою ошибку. Виновные должны быть наказаны! – стукнул молоток. – На сем я прекращаю заседание!
Завтра мы приступим к прениям! Все могут быть свободны! Кроме, само собой, гражданки Раевич.
Журналисты, расталкивая друг друга локтями, кинулись к кинозвезде. Журавушкин увидел, как они окружили Ромашова. Облепленный ими, словно банка варенья осами, он тщетно пытался протиснуться к выходу. К Ромашову сейчас было не пробраться, как с сожалением констатировал Журавушкин. А так хотелось убить мерзавца!
«Будь у меня пистолет…» – скрипнул зубами Аркадий Валентинович.
Зато ему удалось пробиться к Раре. К его огромному удивлению та улыбалась.
– Раиса Гавриловна, вы разве не поняли, что случилось? – спросил он, подумав: «Неужели и эта от горя помешалась?»
– Прекрасно поняла. Это и было то шоу, которое я ожидала. Андрей справился прекрасно! Я была не права, когда говорила, что он плохой актер. Отличный! Замечательный! Как мастерски он нас сделал, а, Журавушкин? А ведь я вас предупреждала. Я вам говорила, что есть такое Лев Ромашов. А вы мне не поверили.
– Чему же вы тогда улыбаетесь?
– Знаете, я сейчас испытываю, несмотря ни на что, огромное облегчение. Никто не понимал моих чувств к Ромашову. Вернее, их отсутствие. Я и сама себе удивлялась. Долгое время считала себя ущербной. Как так? Я не могу полюбить молодого, красивого, успешного мужчину, который говорит, что он от меня без ума. Который сначала просто хочет, а потом и требует, чтобы мы поженились. Ведь слова «Решено, мы женимся. А ты собирай чемоданы» были обращены не ко мне, а к Насте. Это ее чемодан, о, этот пресловутый чемодан, о котором тут не раз упоминали! Это был Настин чемодан, не мой. Она должна была уехать. И тест на беременность нашла я. Мы с Андреем и в самом деле это обсуждали. Я, смеясь, сказала ему, что такую важную улику не оставляют на полочке
– Зачем же он это сделал? – потрясенно спросил Журавушкин.
– А вы не поняли? – рассмеялась Рара. – Как же вы глупы! Так вот… Я не договорила. Я не понимала, почему не могу полюбить Ромашова. Даже сила привычки не работала. Видимо, я всегда знала, что он способен на предательство. Понимаете, Аркадий, женщины любят в ответ на любовь. В расчете не только на взаимность, но и на преданность. Любят надежных мужчин, которые готовы их защищать, даже если они, их женщины, не правы. И не любят предателей. Игроков, если хотите. Холодных, расчетливых эгоистов. Сегодня я поняла, что абсолютно права в своих чувствах к Ромашову. Права, что так его и не полюбила. Вы представляете, что бы сейчас со мной было? А так… Я почти спокойна, – пожала она плечами.
– Но ведь вы теперь отправитесь за решетку! И надолго! Об условном сроке не может быть и речи! Ромашов вас утопил!
– Не меня, а нас. Вы еще не досмотрели пьесу до конца. Уверена: Ромашов ждет вас на улице. Он давно уже вас просчитал. Даже вашу жену привлек, свою поклонницу. И очень умело на этом сыграл. Он ведь вас выбрал далеко не случайно, Аркадий. Именно вас, а не кого-то другого. Он не в первую попавшуюся юридическую контору поехал. Уверена, он рассматривал несколько кандидатур, и по какой-то причине остановился на вашей. Вы меня тоже предадите, Аркадий Валентинович, – грустно сказала Рара.
– Никогда!
– Что ж… Посмотрим. Я хорошо знаю людей. Андрей научился этому у меня. И вас тоже я успела изучить, как мне кажется, неплохо. Я почему-то уверена в вашем выборе.
– О каком выборе вы говорите?! Я не понимаю…
– Тогда идите. Бессмысленно продолжать этот разговор, – сердито сказала Рара.
В холле он нос к носу столкнулся с донельзя довольным прокурором.
– А, адвокат! – с иронией сказал тот. – Я ведь давно тебя знаю, Аркаша! По-моему, это самый худший твой процесс. Это же настоящий разгром!
– Еще ничего не кончено, – угрюмо сказал он. – Завтра начнутся прения.
– Тогда удачи! – по-приятельски хлопнул его по плечу прокурор.
Журавушкин поморщился: что за панибратство! Ну, никакого уважения! Да, сегодня он проиграл, но завтра… Завтра все будет по-другому!
И он решительно направился к выходу. На ступеньках здания суда его действительно ждал Ромашов.
«Ему казалось, что все смотрят только на него, все только и говорят, что о несмываемом позоре, которым он сегодня себя покрыл. Сегодня и навеки…»
Журавушкин вдруг поймал себя на мысли: он, кажется, начал думать о себе в третьем лице, словами цветистых бульварных романов.
На него, словно читая эти его мысли, улыбаясь, смотрел Андрей Ромашов. Ресницы-шторы были подняты, и Журавушкин сумел, наконец, рассмотреть, какого цвета у актера глаза. Нет, не карие. Они были удивительно светлые, можно даже сказать, бесцветные. Абсолютно пустые и безжалостные.
– А ведь это вы убили Настю, – потрясенно сказал Журавушкин.
– Конечно.