Звезда Ворона
Шрифт:
— Так что там с этой девой, о которой ты говорил? — поинтересовался Дэй. — Неужто покорил ее сердце?
— Чего уж там. — с печальной улыбкой проговорил Феликс. — Я просто видел ее, вот и все. Им запрещается вступать в брак, да и не так часто они появляются на свет. Ну, я говорю в том смысле, что они не покидают Призрачного Храма Силестии. Может поэтому люди, которые не так хорошо знакомы с белланийской верой, про них так мало знают. Белланима их очень ревностно стережет, можно даже сказать, что они самые что ни на есть святые реликвии. Но, стоит их хоть разок увидеть — и уже не отвести взгляда, и мысли еще долго будут возвращаться к ним. Это как наваждение.
Выслушав рассказ Феликса, Милу вдруг перевел взгляд
— А у вас, господин Эн?
— Что «у меня»? — хмуро переспросил молодой ювелир.
— У вас есть леди?
Феликсу показалось, что после этого вопроса, все, как и он, затаили дыхание. Уж больно испытывающим стал взгляд Эна, которым тот одарил чрезмерно любопытного мальчишку. В его темных глазах блеснуло золото костра, и он мрачно проговорил:
— Все неправда.
— Что именно? — Дэй подался вперед и посмотрел прямо в глаза Эна, будто пытаясь в них что-то прочесть. Или наоборот, передать что-то без слов. Эн же ответил на его внимательный взгляд своим, не менее сильным.
— Любовь. Столько песен и сказаний про эту несокрушимую силу придумано, и все неправда. Разве любовь сильнее всего?
— А разве нет? — Феликс ощутил прилив негодования, хотя Эн сейчас казался даже страшнее и величественнее чем когда-либо прежде. — История про Флоренца и Лайтерию, Зигмура, Мив-Шера. Да даже история Силестии и ее Святых Вдов. Разве это не подтверждения силы любви?
— О какой силе ты говоришь, никс? — Эн посмотрел на него сверху вниз, задрав подбородок. — Ты называешь это любовью, но я вижу один лишь неотвратимый страх. Вот сила, которая испокон веков властвует над сердцами людей. Лайтерия, о которой ты сказал, пошла против воли отца не ради любви к смертному. Страх разлуки с принцем двигал ей, разве не так? Будь любовь сильнее страха, то никому из этих героев не пришлось бы страдать из-за долгой разлуки. Но все эти люди боялись физически потерять друг друга, стремились вновь быть вместе, и поэтому совершали подвиги, якобы ради любви, но на самом деле ими двигал самый настоящий страх. Любовь будет сильнее лишь тогда, когда двое смертных, мужчина и женщина, где бы они не были, будут счастливы, пусть и навечно разлучены.
Феликс открыл было рот, но так и застыл, не находя нужных слов. В то же время около него встала косматая тень, и маленький никс почувствовал злое напряжение, повисшее у костра.
— Ты, значит, хочешь сказать, что моя дорогая Солвиг не любима, так?! — прохрипел Хольф, сжимая в руке свой двуручный топор. — Мне плевать кто ты там есть, но говорить такие слова старый Хольф тебе не позволит!
Феликс ощутил, как холодный ветер прорвался к их костру, заставив языки огня затрепетать в яростном танце. Эн одарил старого пирата вызывающим взглядом, от чего у никогда не показывающего страха Хольфа на висках выступил пот, и тот еще сильнее перехватил свой топор, но так и не решился действовать дальше. На помощь пришел Эскер, который мигом среагировал, встав перед Хольфом, и загородив его от источающего ледяную невозмутимость Эна, который так и продолжил сидеть на своем месте, не шелохнувшись, и, казалось, вообще отрешившись от мира.
— Мы проделали такой длинный путь не для того, чтобы поубивать друг друга в глупых распрях. — проговорил он, безуспешно пытаясь выхватить из рук Хольфа топор. — У каждого есть свои слова… — он дернул топор, но Хольф даже не заметил эту его ничтожную попытку. — И каждый волен этими словами делиться, но тебя никто не заставляет принимать их.
Хольф, тяжело дыша из-за накопившегося в его сердце гнева, еще раз посмотрел на Эна выпученными глазами, а затем все же опустил оружие.
— Солвиг любима. — с вызовом проговорил он, будто кто-ты пытался это оспорить. — И Хьярти. — тут лицо Хольфа вдруг исказила великая скорбь, и он заплакал. Повернувшись ко всем спиной, он с силой метнул топор в каменную стену пещеры, и тот с
Но долго терпеть эту неловкую и напряженную ситуацию им не пришлось, так как меньше чем через минуту в другом конце пещеры послышались тяжелые шаги и болезненное сопение. Феликс поднялся на ноги, схватившись за рукоять сломанного меча, а рядом с ним меч достал и Эскер, но затем тут же с руганью убрал его обратно, когда увидел бредущего к ним Серафиля. Он вел под уздцы лошадь, на котором сидел перевязанный окровавленными тряпками, но все же живой, Хьефф. За ними шли Синох и Арель, которые несли на растянутом плаще еще одного раненого наемника. Присмотревшись, Феликс узнал в нем Джако, у которого была перевязана кожаными ремнями нога.
— Феликс Лихт. — тут же обратился Синох, завидев перед собой встревоженного Феликса. — Вы имеете сильные повреждения?
— Что? А, нет. — отмахнулся Феликс, передавая Милу ведро с водой, чтобы тот смог обработать раны новоприбывших. — Ох, слава богу вы целы.
— Эти бледные крысы напали на нас! — громко пожаловался Арель, утерев нос. Вид при этом у него был совсем не злой, и даже веселый, как у человека, только что выигравшего в карты. — Давно уже не было такой веселой драки, а, малец? — он хлопнул Милу по спине с такой силой, что тот расплескал половину воды из ведра. — Где этот старый медведь Хольф? Уверен, что этот вонючий боров уж точно вынюхал в замке пару кувшинов с вином. Эй, где ты там?! Не пей без меня, старый ты пень!
Феликс был очень счастлив, что с Серафилем все оказалось в порядке. Маленький никс испытывал большую благодарность за то, что лишенный голоса наемник пришел ему на помощь, когда на него напал черный всадник. Кто знает, что было бы, если бы та кошмарная повозка и дальше продолжила бы ехать рядом с Феликсом? Маленький никс несколько раз поблагодарил Серафиля, хотя тот был так занят разговором с Эскером, что, наверное, не услышал ни одного слова Феликса.
После того, как они перевязали раны и поделились новостями, Серафиль, прихватив палец Обериля, отправился разыскивать оставшихся людей, и, если повезет, потерявшихся лошадей. Оказавшись без путеводного пальца, они вновь расселись вокруг костра, и начали гадать, сколько же прошло времени с момента нападения. Спать никому не хотелось, но по ощущениям Феликса, прошло уже не меньше двадцати часов с того момента, как он пришел в пещеру. А может даже и больше.
— А кто эти вороные всадники-то, а? — завел новый разговор Милу. — И не призраки ведь, так? Будь они призраками, то и сделать бы ничего не смогли. А эти и на лошадях, и мечами машут. А мечи-то у них вон какие — каменные. Правда, господин Феликс?
— Правда. — вздохнул Феликс, задумчиво уставившись в огонь.
— И жужжат еще как. — продолжил разглагольствовать Милу. За время путешествия он стал куда более разговорчив. — Не по-нашему жужжат. Ну, наши-то, они и вовсе не жужжат. Мечи я имею в виду.
— Не думал, что у зоарийцев есть такие сильные воины, как эти. — почесал голову Феликс. — В смысле, не думал, что их больше одного. И кто, собственно, это такие? У каждого, вроде как, на голове я видел короны.
— Это не зоар. — пошевелил губами Синох. — Эти скакуны не их породы.
— Как так «не они»? — вскинул брови Феликс. — А кто тогда?
— Зургалы.
— Как ты сказал? — подался вперед Эскер. — Я уже слышал такое название, только не тут, не на этой земле. Казия, когда только вернулся из того похода к Приделу Скорби, без конца записывал эти слова на всем, до чего только мог дотянуться. Деду тогда показалось, что это обычное помешательство, так как никакого значения этим надписям мы не могли найти. Такое часто бывает, когда люди возвращаются из того же Алгобсиса. Но я все же решил покопаться в старых архивах, и попробовать найти упоминание этого слова.