Звезда Ворона

ле Гион Илья

— Не говори ерунды. — хмуро ответил Феликс. И все-таки маленький вор был удивлен тому, как быстро Милу отошел от потрясения и смирился с происходящим. Самому Феликсу понадобилось гораздо больше времени, прежде чем его руки перестали трястись как у прожженного пьяницы. — Ты никого не убивал, да и в Книге Эрна сказано, что лишение жизни врагов Господа не является грехом.

С момента нападения зоарийцев прошло уже несколько часов, и сейчас Феликс вместе с Милу медленно брели по рассветным улочкам Меридиана, направляясь на окраину города, где находился трактир «Красный рог», в который Феликс и собирался пристроить Милу. Им пришлось потратить большую часть ночи чтобы избавиться от трупов, которые источали неприятный, въедающийся в одежду сильный запах дыма и железа. Даже после

того, как Феликс смыл с себя всю черную кровь и поменял одежду, он все равно ощущал этот мерзкий запах у себя в носу. Но самое странное было то, что неожиданное нападение зоарийцев не вызвало у него ничего, кроме раздражающего гнева. Даже руки у него дрожали не от страха, а из-за того, что хотели сомкнуться на бледном горле этих проклятых созданий, посмевших так вероломно напасть на него. Феликс и сам не ожидал от себя такой воинственной злобы, но ничего не мог поделать с внезапно нахлынувшим чувством. Хепзиба же оказалась потрясена больше всех, и ей понадобилась помощь Камалладина, у которого, к счастью, имелись нужные успокаивающие порошки. Сам не понимая зачем, но Феликс оставался с ней до тех пор, пока дама не пришла в спокойное состояние, а затем, обменявшись своими мыслями по поводу этой ситуации, Феликс покинул кабинет безумного астролога, даже не взяв причитающуюся ему награду. Он еще до конца не решил, что ему делать дальше, но недавние события перевесили чашу весов в сторону опасного путешествия в Самсонскую пустыню. Возможно, всему виной эта внезапно появившаяся злоба, которая разогнала его кровь и придала уверенности. В любом случае сейчас он решил закончить дела с Милу, и отдать того на попечение своему знакомому трактирщику.

— А вы не боитесь, господин Феликс, что эти… эти злые люди опять нападут на нас? — шепотом спросил Милу, когда они вышли на торговую площадь, которая в утренние часы уже была переполнена снующим в разные стороны народом.

— Нет. — солгал Феликс. И заметив, что его слова не успокоили Милу, быстро добавил: — Если ты откроешь глаза, то увидишь, что тут на каждом шагу стоят стражники, которые смогут нас защитить, если вдруг случиться беда. Тебе уж, с твоими-то мускулами, бояться этих злодеев точно не стоит.

На это замечание Милу ничего не ответил, и Феликсу понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что мальчика рядом с ним нет. Оглядевшись, Феликс заметил его у небольшого прилавка, рассматривающего сверкающие побрякушки, которые были выставлены на витрине. Торговая площадь, на которой они сейчас находились, не была такой же большой, как Водный рынок, и все же даже тут можно было встретить множество любопытных вещей, которые могли удивить даже такого человека как Феликс. В основном, тут располагались небольшие лавочки и скрытые в темных проемах между зданий разномастные прилавки, в которых продавали контрабанду или предлагали свои услуги самозваные колдуны и гадалки.

— Смотрите, господин Феликс, как чудно. — заворожено улыбаясь, проговорил Милу, когда Феликс встал рядом, чтобы посмотреть, что же именно так заинтересовало мальчишку. Перед ним, на прилавке лежали прозрачные бутылки, внутри которых находились маленькие модельки кораблей и знаменитых имперских замков. — Интересно, как их туда засунули?

— Ну, видимо нашли маленьких рабочих, и они построили внутри бутылок эти сооружения. — пошутил Феликс, тоже рассматривая сверкающие в лучах утреннего солнца товары.

— Мне так никогда не суметь. — все еще излучая детское удивление, проговорил Милу. — Преподобный говорит, что я слаб умом, и поэтому мне нужно больше молиться Владыкам, чтобы они исправляли все ошибки, которые совершают мои руки.

— Дурак твой преподобный. — фыркнул Феликс. — Ты же совсем недавно мне жизнь спас, разве это не одно из самых великих деяний, которым каждый праведный релиморец вправе гордиться?

— Ну я же всего лишь толкнул того злого человека. — проговорил Милу, с непониманием посмотрев на Феликса. — Это же совсем не важный поступок.

— Тем не менее он спас мне жизнь. Не все великие деяния должны иметь сложный выбор и структуру. Как и не все корабли, которыми ты сейчас так восхищаешься, умеют плавать.

—

Эти корабли не плавают? — озадаченно проговорил Милу, и его удивленный взгляд вновь устремился на прилавок.

Феликс рассмеялся такой детской реакции.

— Пойдем, — весело проговорил он, по-доброму хлопнув Милу по спине, — посмотрим на настоящие корабли, а не на эти подделки. Тут как раз рядом штаб Железных Масок, из которого они отплывают в экспедиции. Уверен, их корабли куда более интересные, чем эти стекляшки.

Когда Феликс уже собирался отойти от прилавка, его взгляд скользнул по темному проему, в которых обычно располагались лавочки с менее добродушными продавцами и куда более опасными вещами, нежели обычные побрякушки. Тогда, среди пыльных кувшинов и кривых тележек, Феликс заметил гадалку, которая склонилась над железной чашей, испускающей клубы черного дыма. В какой-то момент плотная дымовая завеса, словно шаль, накрыла морщинистое лицо старухи, и Феликс увидел сквозь эту дымку золотые глаза, пронзительно смотрящие прямо на него. Это вызвало в его памяти какое-то смутное воспоминание, словно камень, брошенный в воду, и создающий небольшие волны. Воспоминание было столь далеким и глубоким, что Феликс не был даже уверен, принадлежало ли оно ему, или он просто надумал его, вообразив его в своей голове. Тем не менее ему стало казаться, что это воспоминание очень важно для него, и он сам не заметил, как подошел к старой женщине, которая, как Феликс и предполагал, не сводила с него своих глаз. Ошибся он лишь в их цвете, и зрачки оказались не золотыми, а зелеными.

— Никуда не уходи. — бросил он через спину, обращаясь к Милу, а затем снова перевел взгляд на гадалку.

— Готовишься к путешествию. — прохрипела старуха, и по ее интонации Феликс догадался, что это был не вопрос, а утверждение. — Звезды и кости располагают к началу пути.

Ее голос прозвучал гулко, словно доносился из глубокого дупла старого дерева. В любой другой ситуации Феликс бы прошел мимо, но мысли и неясные воспоминания, которые были потревожены гадалкой, раззадорили его интерес, и он решил послушать, что же еще скажет ему эта костлявая мошенница. За клубами черного дыма он разглядел странные обрывистые движения головы старухи, которые отдавали чем-то птичьим. Ее голос, словно скрип ржавых петель, проникал в его уши, и оседал в черепе, будто тяжелый песок, принесенный пустынными ветрами.

— Держи путь к началу восхода и заката, туда, где рождается солнце и умирает луна. — продолжила скрипеть старуха. — Через земли вечных тиранов и неживых королей. Сквозь вечнозеленые равнины М’нур и хищные леса Зерзуллы. Через царство звезд и покрытые слезами леса Унхэльсин. Сквозь боль Алгобсиса! Туда, где светит Звезда Короля-Ворона!

Феликс зачарованно слушал старуху словно в каком-то полусне, который обычно наступает в перед самым пробуждением. Его мысли путались из-за незнакомых названий и назойливого скрипучего голоса старухи, который раздражал его слух и, казалось, доставал до самого мозга. Ему стало казаться, будто он теряет способность соображать, как человек, которого разбудили посреди ночи и заставили решать сложные задачки. Едкий дым из чаши добрался до его ноздрей, и противный горелый запах еще сильнее затуманил его разум. Он чувствовал, будто проваливается в глубокую темную яму, у которой нет дна. Маленький переулок вытянулся и сомкнулся над его головой, заслонив небо и погрузив все окружающее во тьму.

Нахлынувшие тени стерли разум маленького вора, но лишь на короткий миг. Всего несколько ударов сердца Феликс не осознавал себя, и его душа будто бы отделилась от смертного тела. Он забыл где он, и как сюда попал. Он даже забыл собственное имя. Но затем яркая вспышка вернула все на место. Новые воспоминания влились в его голову, смешавшись с остатками мыслей и вопросов, на которых он уже не ожидал получить ответа. Но эти воспоминания были не теми, которые он хотел заполучить. Старая гадалка, растерянный Милу и утренний город расплывались, словно остатки неважного сна, заменяясь другими, теми, что дремали на дне его памяти. Он словно очутился по другую сторону зеркала, где сон стал явью, а реальная жизнь растворилась в туманах забвения.