Звезда, зовущая вдали
Шрифт:
И только отойдя на двадцать шагов, азиат вспомнил об условном сигнале и громко закашлял.
А Вальтиа, покончив с противником, пополз мимо крайних домов к морю. Это было грубым нарушением плана, но горцу было все равно, он даже не подумал, что Гато может в темноте принять его за врага. Подобравшись почти к самой воде, горец замер в недоумении – никаких признаков товарищей здесь не было. Внезапно до его ушей долетел шорох гальки, и при свете звезд он скорее угадал, чем явственно разглядел, мокрые тела двух пластунов. Втроем они быстро одолели последнего часового, после чего Вальтиа и Гато стали красться вдоль края домов к месту, где был замечен дремлющий египтянин. Его нужно было устранить, но как подобраться к освещенному крыльцу? И не заметит ли их часовой из крепости?
Горец так был поглощен раздумьями, что вновь чуть не сплоховал. Послышался шорох неторопливых шагов, и при слабом свете, прямо перед пластунами, появился сладко зевающий и бредущий вразвалку человек в простом воинском плаще – решил ли размяться, или все-таки
Было решено не имитировать часовых на северной стороне, и все три азиата поползли обратно вдоль крепости. Выждав появление ближайшего «часового», Вальтиа подполз поближе и подал знак – все сделано. Теперь предстояло самое трудное дело – приблизиться к костру и снять последнего охранника. Однако это уже было продумано, азиаты заметили, что возле костра стоит кувшин с водой или пивом, к которому, время от времени, часовые подходили и прикладывались. По уставу это, конечно, запрещалось, но здесь, вдали от Та-Кемта, допускались послабления. «Часовой», хетт, набросил на голову капюшон плаща и побрел в сторону костра, Вальтиа пополз следом. Египтянин, давно клевавший носом, лениво покосился в их сторону и снова уткнул голову в колени. Сейчас все зависело только от бдительности часового в крепости, и все азиаты произносили молитвы богам. Хетт с быстротой молнии ударил египтянина копьем в шею, под основание затылка, и тут же уселся на его место возле костра, а Вальтиа схватил убитого за ноги, волоком утащил к крепостному рву и сбросил. Потянулись секунды тревожнейшего ожидания, все осталось спокойным. Затем горец слез в ров, без особого труда вскарабкался до основания лестницы, вырубленной в каменном склоне, и пополз вверх по ступеням. Мостик через ров был поднят и поддерживался веревками наверху. Над головой азиата нависали горизонтальные каменные брусья, позволявшие защитникам крепости бросать в промежутках на головы атакующих врагов камни и лить кипяток. Последняя ступень лестницы оканчивалась провалом, через который атакующим следовало бы перебросить мостки длиной в восемь локтей, а ведь на ступени, плечом к плечу, могли стоять только двое. Египтяне с противоположной стороны провала могли подстреливать атакующих, словно куропаток. Горец лег на ступенях, прижавшись к стене, и весь обратился в слух. Время, казалось, замерло совсем, каждая минута ожидания представлялась пыткой. Наконец, в глубокой тишине послышались шаркающие шаги, и часовой глянул сквозь узкий разрыв в стене на местность внизу. Там все дышало покоем, и египтянин двинулся в обход, как выразились бы сейчас, против часовой стрелки.
Вальтиа стремительно вернулся к костру и, став на фоне огня лицом к югу, замахал руками. С минуту было тихо, затем донесся топот множества ног. Горец кратко рассказал Паладигу о завершенном деле, и вожак быстро отдал приказания. «Часовым», в том числе хетту у костра, было приказано продолжать свое занятие, горцу – вернуться на лестницу и подавать сигнал внимания криком ночной птицы, одному сирийцу с топором – стать у двери казармы на случай появления какого-нибудь полуночника, одному аму, хорошему стрелку – с луком в руках следить за поселком. Следовательно, семь азиатов, считая Гато, выпадали из работ по подготовке бегства.
Все было распределено заранее. Десять человек под предводительством Нафо кинулись к воде. Они перерубали канаты, прикрепляющие носы перевернутых лодок к тяжелым валунам, вновь опрокидывали лодки на киль и стаскивали в море (было решено захватить все восемь, а лишние утопить подальше от берега). Максимально высокий прилив заметно облегчал работу. Сам Паладиг подбежал к складам и принялся исследовать двери. Те оказались сделанными из толстых досок и окованными по краям медными пластинами, а на задвижках висели тяжелые бронзовые замки. Сломать такие двери без шума было невозможно. Но ассириец ощупал каменный порог, замыкающий проем снизу, и с радостью убедился, что брус не скреплен со стеной, а только врыт в землю. Трое тут же принялись отбрасывать песок и гальку в стороны, камень оказался погруженным в землю на половину локтя. Соединенными усилиями семи человек порог оттащили за склад, Паладиг подполз под дверь и раздул заготовленный факел. Он оказался внутри вещевого склада; здесь лежали принадлежности для плавания: весла, паруса, мачты и реи, бухты канатов, якоря, рыболовные сети. На стеллажах хранились кузнечные и плотничьи инструменты, доски, металлические заготовки, переносный горн и многое другое. Оружия, к великому огорчению, почти не было, лишь наконечники стрел и копий, погнутый меч и боевой топор с трещиной. Приказав вытаскивать наружу, под дверь, и сразу относить к лодкам самое необходимое, ассириец с двумя товарищами направился ко второму складу. Здесь дело оказалось хуже: порог был скреплен со стенами. Сгорая от нетерпения, вожак начал ножом
Минуты, только что летевшие, как безумные, тут же растянулись в часы. Факелы загасили, люди попрятались и замерли. Казалось, не будет конца этому томительному и тревожному ожиданию, представлялось невозможным, чтобы часовой ничего не заметил. Однако на этот раз все сошло. По-видимому, столь серьезная охрана назначалась лишь по традиции или же для поддержания дисциплины, а сами часовые относились к обязанностям небрежно. Вновь раздался сигнал, и работа закипела. Одни азиаты вытаскивали из складов все, что попадалось под руку, другие стремительно тащили добычу к лодкам. Уже шесть лодок покачивались на воде, удерживаемые якорями, когда Нафо дал команду на погрузку вещей. Трофеи сваливали, как попало, только в две лодки. Но рабочих рук катастрофически не хватало, и Паладиг со злостью думал о необходимости использовать семь здоровых мужчин для декорации. Кто-то предложил выпустить рабов и подключить их к работам, но предводитель сразу отверг эту идею. Пленных азиатов было всего трое, помощь будет небольшой, а негры, внезапно освобожденные, будут способны на какой-нибудь эксцесс – опыт мятежа в Та-Кемте был еще свеж в памяти.[33] Лучше напрячься самим.
Свет костра распространялся недалеко, основным светильником для «часовых» оставались звезды. Им следовало больше полагаться на слух, и это дало результат. До хетта, сидящего у костра, вдруг донеслось тихое поскуливание откуда-то со стороны казармы. Весь облившись холодным потом, он подхватил копье и побежал за ближний угол. Так и есть, там лежали все три пса, и один уже начинал просыпаться – то ли порция яда оказалась малой, то ли его действие на собаку оказалось не таким длительным, как на человека. Пришлось немедленно прикончить всех троих ни в чем не повинных животных. Затем хетт торопливо пошел к костру, уже начавшему потухать. А как раз в это время произошло новое событие. Дверь казармы вдруг открылась наружу; сириец с топором едва успел прижаться к стене, как вышедший египтянин прикрыл дверь и направился в противоположную сторону, к поселку. Опомнившийся азиат опрометью бросился вдогонку, египтянин обернулся на шум шагов и получил удар топором по голове. Но из-за спешки азиат обрушил оружие не лезвием, а обухом. Оглушенный воин свалился, и тут раздался крик ночной птицы; сириец побежал к двери, забыв оттащить неподвижное тело к стене.
На этот раз до часового что-то дошло. Хотя, окинув взглядом подножье горы, он направился дальше, но как-то неуверенно. Вальтиа был готов поклясться, что египтянин почесывает в затылке. В подсознании часового что-нибудь отложилось: то ли вид лодок, пляшущих на воде, то ли неподвижное тело оглушенного воина. Горец никак не решался подать сигнал отбоя тревоги, хотя товарищи изнывали от нетерпения. «Часовые» тоже не отрывали глаз от зубчатой стены. И вдруг аму, стоящий с луком наготове, увидел на фоне звездного неба силуэт человека с копьем. Часовой вскарабкался на стену между двумя зубцами и, стоя на коленях, всматривался в местность. Азиат твердой рукой натянул тетиву, никогда, кажется, он не чувствовал себя так спокойно. Было понятно: если промах, то через секунду поднимется тревога, а еще многое не готово. В ночной тишине далеко разнесся звон тетивы. Ничего не изменилось. Аму похолодевшей рукой принялся нащупывать другую стрелу, не отрывая взгляда от силуэта врага; тот оставался на месте, только зачем-то слегка раскачивался вправо и влево. И вдруг из рва донесся металлический звон упавшего копья, а через секунду тело египтянина перевалилось через стену и с глухим стуком упало в ров.
Аму тут же побежал к костру, рядом с ним непостижимым образом оказался вездесущий Вальтиа. Узнав о происшествии, Нафо предложил немедленно отплывать, Паладиг же, напротив, велел всем продолжать, в роли «часового» остаться только хетту у костра, а Вальтиа – вернуться на пост. Горец, однако, сначала обследовал ров, чтобы убедиться в гибели упавшего часового. Обломок стрелы торчал у египтянина прямо под основанием горла, поэтому раненый не мог закричать. Вальтиа вытащил изо рва его копье, только потом занял свое место на лестнице. Уже все лодки находились на воде, связанные для буксировки попарно, нос к корме, бешеным темпом шла загрузка. Паладиг подозвал халдея и вместе с ним подбежал к домику для рабов. Дверь была заперта на задвижку, плотно обмотанную проволокой.
– Кумик, ты здесь? – прошептал Нафо.
– Здесь! – не ответил, а буквально выпалил финикиец, столько ему довелось пережить возле двери, сквозь которую доносились только глухой шум какой-то возни и тихие возгласы. Он уже опасался, что азиаты уплывут без него, а египтяне утром казнят всех за отравление собак и помощь беглецам. Беспокойство было таким сильным, что двое товарищей-азиатов проснулись и были посвящены в суть происходящего. Они были близки к тому, чтобы начать подавать голос сквозь дверь. Нафо обратился к Кумику как раз во время.