Звездная каторга: Ария Гильденстерна
Шрифт:
Эх, только бы и движения соответствовали точным формулировкам...
— Постарайся теперь взвести курок, не нажимая на спуск, но и не убирая с него пальца, — посоветовал Сантьяго, внимательно следя за движениями Кая. — Не вышло, попробуй ещё раз. Теперь сносно, но продолжай
Надо же: получалось-то через раз. Каю стало неудобно за свою криворукость, но он продолжал щёлкать револьверным механизмом с тем же плачевным результатом.
— На такой ерунде даже опытные стрелки прокалываются, — успокоил его Сантьяго, — правда, ерунда
— Как, совсем?
— До конца поединка.
Скверное дело, подумал Кай. Впрочем, с каждым случается. Не я первый...
— А ничего, что я сейчас привыкаю к револьверу без патронов? — испугался он внезапно, — буду отлично готов слушать эти сухие щелчки, а оно как бабахнет!..
— Бабахнет, — подтвердил Сантьяго, — да и не в одном звуке дело. Не забывай об отдаче от выстрела. Стрелки, чересчур изнеженные долгой стрельбой из бластера, жёсткий механический огнестрел так и норовят уронить. Не уподобляйся им в этом, если жизнь дорога. Понял меня, Майк?
Кай обещал не уподобляться. Слава космическому Разуму, гибельных навыков пользования изнеживающими бластерами он покуда не наработал. Может учиться, как с чистого листа, не переучиваясь.
Итак, эта чёрная 'менора' при нажимах на спусковой крючок будет громыхать, как молния в руках Шема — невменяемого божества ксенокультуры Сид. И будет вырываться на свободу из непослушных пальцев, подобно той же молнии, потихоньку взятой поиграть его младшим братом. Брат остался безымянным, так как не справился с отдачей как раз накануне наречения имени.
Грустная история, которую важно не повторить.
— Но к сухим щелчкам тоже привыкай, — съязвил Сантьяго, — когда револьвер даст осечку, звук будет почти идентичным.
До чего смешлив этот латинос!
Привал длился около часа, и всё это время Кай вертел в руках 'менору'. Щёлкал то предохранителем, то курком и спусковым крючком, а потом научился нажатием большого пальца выкатывать барабан к осмотру.
— Думаю, я уже привык, — сказал он Сантьяго где-то на середине привала.
— Не в тебе дело. Важно, чтобы руки привыкли, — возразил тот, — посему, ощупывай дальше. А пока руки осваивают оружие, ответь-ка мне...
И Сантьяго сообщал что-то из теории. Хотя чаще спрашивал — и тогда невесть откуда задержавшимися в его памяти полезными истинами делился сам Кай.
О чём истины? О том, что между взводом курка и спуском следует делать паузу, что держать револьвер надо прямо (хотя многих неодолимые силы влекут сваливать его на бок, либо уводить назад), что для взведения курка и его спуска стоит пользоваться силой кисти и предплечья правой руки — причём исключительно ими.
— А я думал, — в ответ на последнюю истину пробормотал Кай, — что я буду весь стрелять, а не только мои кисть и предплечье.
— Убивать Кулака ты будешь и правда весь — всей своей волей и сердцем. Для этого ты весь целиком вылетишь из ствола —
Подумав, Кай согласился, что проведенное тренером различие имеет глубокий смысл, причём как практический, так и философский. К другим советам Сантьяго с этих пор он и не пытался придраться, принимал просто как истины, обязательные к исполнению. Времени дефицит, сопротивляться попусту — решительно некогда.
Итак, в момент взвода курка придётся слегка сваливать 'менору' на правый бок, но затем снова выпрямлять. Непостижимо, но будет сделано. И придётся преодолевать искушение хорошо прицелиться: револьвер — он не снайперская винтовка. И помнить, что начальная дистанция в двадцать шагов Кулаком держаться не будет. Уж ему-то, как никому другому, выгодно сократить дистанцию — чтобы помочь себе кулаком. И стоически принимать возможность осечки, не поддаваясь панике. Осечка в револьвере исправляется движением барабана при следующем нажатии на спуск — в том-то и основное счастье револьверной конструкции.
Но вот разум Кая достаточно опух от стрелковых премудростей, чтобы скорей возжелать перехода к опасной стороне тренировки (к отвратным шпанкам? Да хоть бы и к ним — всё равно ведь нависают!), а руки в достаточной мере познакомились с 'менорой', чтобы по кивку Сантьяго ловко её зарядить. Откинуть барабан, вставить обойму, защёлкнуть барабан в раму и лишь после того осознать: в ладони теперь грозная сила. Бесцеремонности в ощупывании больше она не потерпит.
— Поднимаемся, — скомандовал Сантьяго, — идём к тиру.
7
Приметив первую шпанку в ивовых зарослях, Кай обернулся к Сантьяго за новой командой. И с ужасом обнаружил, что учитель прямо на ходу впадает в свой обычный сонный транс. А тут на беду и шпанка-то их заметила. В хаотичных её движениях появилась целенаправленность — пошла инстинктивная программа выхода на атаку.
— Что делать-то? — Кай толкнул Сантьяго немного сильнее, чем позволяла вежливость, но всё же не вполне пробудил.
— А, мишень? — скользнул учитель по изготовившейся к броску шпанке равнодушным взглядом. — Да, можно начинать.
Легко сказать 'начинать'... Делать-то что? Кай снова потряс за плечо спутника:
— Снимать уже с предохранителя?
— Как хочешь, — в забытьи ответствовал тот, — но я бы, наверное, снял...
Кай с лёгкостью щёлкнул тугим предохранителем, обернулся:
— Подпустить, что ль, поближе?
Ой, да к кому это он обращается? Последняя реплика осталась и вовсе без ответа.
Кай поневоле осознал, что раз 'менора' у него, ему и корчить из себя мешиаха. Жаль только, в неё помещается всего семь свечей — мешиаху стоит быть экономным. С первой-то пули шпанку остановишь вряд ли. Бенито — и тот еле-еле справлялся с живучими тварями, а ведь он бил из бластера.