Звёздное скопление. Курс вторжения

Герасимов Алексей

Ну вот, а еще говорят, что я наглец. Где справедливость, я вас спрашиваю?!

– Флоту. Все стоп. – В отличие от приказов, отдаваемых на морских кораблях, это распоряжение, отданное Кисловым, означало лишь прекращение ускорения и работы сжимателей пространства. А само по себе движение в космосе… Как это там было в рекламе пива: «Относительно вас или относительно меня?»

Причина, по которой наш героический главком флота отдал свой приказ, была проста и банальна: «Кадавр» наконец-то смог пробиться через генератор помех, и на тактических экранах высветились точные данные о составе вражеского флота.

– Господа, – после почти минутного молчания на командных частотах

подал голос Новохатский, – а вам не кажется, что нас тут сейчас порвут на тряпочки?

– Могут, – задумчиво ответил ему Женя. – Запросто. А вы что думаете, стратиг Киндяшков?

А что я думаю? Валить надо – вот что я думаю. Потому как на моем тактическом экране флот врага виден ничуть не хуже, чем на экранах Кислова и Новохатского.

Нет, в артиллерийских кораблях у них превосходство небольшое: против шести наших дредноутов и двух броненосцев всего десять батлшипов (опознаны как «Ихтиозавр», «Махайрод», «Мезозавр», «Птерозавр», «Смилодон», «Темуджин», «Угэдэй», «Толуй» и «Тохту»). И опыт битвы при Роксане ясно указывает, что эллинские дредноуты сильнее (а панзершипы не хуже). По тяжелым крейсерам и вовсе паритет, причем только девять крейсеров принадлежали к Эльчидай-классу, а два были систершипами откровенно убогого «Батыра», легких крейсеров вовсе наблюдалось лишь три Сэбду-класса, но вот флаероносцев… Этого добра у Увека собралось чуть более, чем до фига. Против наших шести ударных Аника-класса, двух десятков средних жемчугов, «Дедала» и двадцати двух эскортных каноэ Стальная Ханум умудрилась выставить три ударных Джучи-класса и аж восемь Бортэ-класса, шесть средних сапсанов, пятнадцать борджигинов, пять эскортных скакунов и эпическую толпу в шестьдесят два корабля Каноэ-класса. Вроде бы, казалось, превосходство во флаерации всего в одну целую и два десятых раза, не страшно. Но надо ведь и планетарные флаеры учитывать, а это вряд ли менее пары сотен, да и артиллерию орбитальных фортов сбрасывать со счета не стоит.

– Я полагаю штурм невозможным, друнгарий. – Мозги лихорадочно прокручивали варианты, которые могут принести нам победу, и не находили их. – В данных условиях поражение потерпит тот, кто первым нанесет удар. Чингис Арифуллова, как я понимаю, решила действовать на Пелле преимущественно базовой флаерацией, и, как видите, смогла переправить большинство флаероносцев к Увеку. Не знаю, как слетаны их группы, но наши, за время похода я успел это выяснить, слетаны отвратно. Кроме того, число истребителей не превышает десяти процентов от общего числа флаеров, и наши универсалы будут драться с их универсалами на равных. А согласно данным приборов, наши машины, в отличие от боя в системе Роксаны, в большинстве своем аналогичны флаерам врага. Из запущенных в настоящий момент групп врага, разумеется.

– Блеф? – предположил Новохатский.

– Возможно, – недовольно ответил Кислов. – Но проверять это я не имею никакого желания. Поражение будет нам слишком дорого стоить. Мы, в конце концов, проводим лишь операцию по принуждению к миру. Но черт возьми! До чего же досадно!

И вновь на канале связи воцарилось тягостное молчание.

– Господа, – начал Новохатский. – Но и отступить бесславно мы не можем. Даже если отправить пару дивизий захватить все поселения системы за пределами самого Увека, что это даст на переговорах синклитику Черикаевой? Ни-че-го.

– Согласен. – Я кивнул. – Мы должны дать бой. Но не имеем права в нем увязнуть.

– Огневой контакт и активное маневрирование после него? – спросил Кислов. – Можно, но… Стратиг, вы дадите гарантии защиты артиллерийских кораблей от флаерации? Вы уверены, что сможете обескровить врага настолько, что флаеры перестанут представлять значительную угрозу?

– Нет, – выдавил из себя я. Грешен. Подвержен гордыне, и признать для себя невозможность что-то сделать (из тех дел,

что умом решаются – я все же худенький и штангу олимпийских пропорций не подниму, например) – это нож острый. – Я не могу дать таких гарантий, друнгарий. Я могу лишь поручиться, что свяжу их флаерацию до того, как тяжелые силы вступят в артиллерийский бой и, быть может, в течение получаса после начала огневого контакта. Но это максимум.

– Скверно, – бросил Евгений. – Недостаточно. Чересчур рискованно. Я не могу дать приказа к атаке в таких условиях.

И снова тишина. Давящая, безнадежная – аж в висках запульсировало. И злость, на себя злость, на чингис эту, почетную обломательницу всея голактего, на собственное бессилие, на неподготовленность… На войну на эту дурацкую! Такое зло взяло, так дерьмо в душе закипело, как представил заголовки «Наш флот блестяще осрамился» (с Димы станется), так что-то у меня в голове тогда и щелкнуло, сдвинулось, шестеренки какие-то ржавые провернулись с треском и скрежетом… В общем, родился у меня план боя. Не стопроцентно гарантирующий победу, но, так скажем, дающий нам на нее нехилые такие шансы.

– У нас есть возможность победить, господа. – Подробности плана еще рисовались в моем мозгу, но основная канва уже была понятна. – Есть. Но мы должны отдать на убой все наши легкие крейсера.

Быстро изложив суть идеи, я выжидательно поглядел на Кислова.

– Вы понимаете, какие это потери в личном составе? – хмуро произнес он. – Как вы прикажете мне объяснять экипажам их скорую судьбу? План реальный, не спорю, но вы осознаете число потерь?

– Не сомневайтесь, друнгарий. – Я стиснул зубы. Никто и никогда меня трусом назвать не мог, сейчас я его тоже праздновать не собирался. – Я подниму свой флаг на одном из легких крейсеров и лично возглавлю атаку.

И ведь верилось, черт возьми, в тот момент, что это по-настоящему все, не представление на потеху толпе, не шоу, а что действительно экипажи двенадцати боевых кораблей на верную смерть отправляю. Надо же так было в образ вжиться. Или это из-за реалистичности этого все еще неизвестными мне лицами устроенного балагана?

Эх, чудны дела твои, телевидение…

– Это реальный план. – Женя что-то обдумывал и говорил очень медленно, четко разделяя слова, словно бросая их по отдельности. Гирями, на чашу весов. Весов Истории. – Но вы не учитываете риск появления остальных сил Каракорумского флота. Как знать, быть может, чингис Арифуллова сейчас сидит в своем «Саркозухе» не так уж далеко, в межзвездном пространстве, ожидая лишь сигнала к атаке?

– Маловероятно, – заметил Новохатский. – Флот Курышова не разбит, и она просто обязана прикрывать свои экспедиционные силы на Пелле. Нет, я сомневаюсь в возможности прибытия чингисоносца в этот театр военных действий.

– Мы не можем быть в этом уверены, но, вероятнее всего, стратиг армии прав, – согласно кивнул я.

И он таки был прав, как выяснилось впоследствии. Именно в тот момент, покуда мы судили, рядили да на троих соображали, у «Саркозуха» происходило рандеву с «Александром III Аргеадом», по результатам оба флагмана – и пелльский, и каракорумский – были избиты до полной недееспособности. Остальным кэпиталшипам обоих флотов тоже изрядно досталось, хотя каким-то чудом необратимых потерь в тяжелых и средних вымпелах диадоху и чингис удалось избежать.

Курышов, подкравшийся незаметно, в общем-то почти победил в сражении, и только яростная атака остатков флаерации (которую, плюнув на всю субординацию, лично возглавила севшая за штурвал Арифуллова – в очередной раз подтвердила свое неофициальное прозвище) уберегла Каракорум от разгрома.

Однако как боевая единица флот вторжения в Пеллу существовать перестал.

Не дремал и Маскаев, начавший контрнаступление по всем фронтам, едва флот Железной Ханум вышел в огневой контакт с противником.