Звездные берега

Слепынин Семен Васильевич

— Скоро будет освещенная сторона Земли. — Капитан хмурился, около губ залегла жесткая складка. — Сейчас увидим.

И мы увидели… Трудно передать охватившее нас чувство смятения. Под нами расстилалась серо-желтая пустыня, безграничный застывший океан песков.

Планирующая ракета еще снизилась и замедлила полет. Внизу мелькали барханы. Ни одной зеленой рощицы или дерева, ни одной нежданно сверкнувшей реки.

Океан, сменивший под крыльями пустыню, ослепил слюдяным блеском. Здесь хоть движение, какое-то подобие жизни. Но какой это океан? Индийский? Атлантический? Очертания берегов так сильно изменились, что никто

из нас не мог дать точного ответа.

— Будем садиться, — сказал наконец капитан.

Ни один мускул не дрогнул на его каменном лице. Эта волевая непроницаемость смущала. У нас сжимались сердца от предчувствия беды, постигшей человечество. Но что думал он, Федор Стриганов? Трудно сказать. Движения его рук за пультом управления были по-прежнему уверенными и спокойными.

Место для посадки капитан выбрал удачно — ровную гранитную площадку, почти не занятую песком.

Иван Бурсов и биолог выпустили на волю автономные приборы-автоматы. Первые показания их не радовали. Песок и воздух не содержали не то что капли, но и росинки воды. О жизни и говорить нечего. Чуткие приборы не обнаружили даже микроорганизмов. Это была стерильная пустыня, пустыня-абсолют.

И вдруг…

— Человек! В пустыне человек! — закричал Ревелино. — Он зовет!

Мы поспешили к бортинженеру. С вершины горбатого бархана заметили вдали одинокую фигурку, точнее — силуэт. Человек поднял руку, не то показывая вверх, не то подзывая к себе. Рядом с ним — решетчатый остов полуразрушенного здания. И ничего больше. Кругом унылая холмистая равнина.

— Это контакты! — воскликнул легко возбуждающийся Иван. — Скорее в вездеход.

Под прозрачным бронекуполом гусеничного вездехода разместился весь экипаж. Взвыл двигатель. Машина, покачиваясь, переваливала через бугры и оставляла за собой рубчатые следы. Когда до цели оставалось метров триста, мы поняли свою ошибку: это был не человек, а внушительных размеров статуя.

Двигатель внезапно заглох. Ревелино долго копался в нем, но повреждений не нашел. Что это? Снова шутки невидимок?

Мы выпрыгнули из кабины и осмотрелись. Позади остроносой гусеницей-шестиножкой серебрилась горизонтально поставленная ракета. В крайнем случае к ней можно вернуться пешком.

Подошли к статуе. Металлический идол с застывшей усмешкой простирал руку вверх. На постаменте какая-то надпись из замысловатых знаков, которые раньше, очевидно, светились.

Сейчас, побывав в Электронной эпохе, я смог бы объяснить товарищам, что это статуя Генератора Вечных Изречений. Прочитал бы надпись: «Болезней тысячи, а здоровье одно». Сотни лет простоял чугунный Генератор — сначала во всемирном городе, затем в глобальной пустыне — пустыне абсолютного «здоровья». Идеальное воплощение Вечных Изречений!

Это сейчас… А тогда вместе со всеми с недоумением взирал на статую. Она вызывала тревогу, ощущение забытой вехи погибшей цивилизации. Но какой цивилизации? Сфинкс пустыни с загадочной усмешкой молчал. Ничего не дал нам и осмотр металлического покосившегося скелета здания. Между зданием и статуей под слоем песка нашли круглый люк. С трудом открыли крышку и увидели уходящие в глубину ступени.

— Закройте люк, — приказал капитан. — Подземелье потом. Сначала осмотрим поверхность.

Прошли еще километра два. Ракета утонула за горизонтом. Компасы не работали, словно планета лишилась магнитного поля. Среди пухлых холмов четко вырисовывался

на белесом небе единственный ориентир — силуэт статуи. За нами цепочкой тянулись глубокие следы. Мы надеялись, что они приведут нас обратно к вездеходу. Это был просчет.

Пустыня, до того неподвижная и немая, вдруг зашевелилась и заговорила звенящим шепотом. Задымились макушки барханов, поползла, скручиваясь в желтые веревки, струистая поземка. Потом поднялся сильный ветер и началась песчаная круговерть, быстро стершая наши следы.

Обернулись, но ориентира своего не увидели. Горизонт затянуло колышущейся мглой. Мы крепко взялись за руки, чтобы не потерять друг друга, и зашагали, как нам казалось, в нужном направлении. Хотя бы дойти до вездехода — там баллоны с жидким кислородом и запасы питательной пасты.

Серая пелена скрыла не только статую, но и солнце. Но мы упорно брели. Шли долго и, конечно, сбились с пути.

Ветер усиливался. Тугие струи воздуха, взвинчиваясь пыльными вихрями, пошли гулять по барханам. С шипением и грохотом налетел ураган. Тысячи песчинок щелкали по гермошлемам, потоки песка сбивали с ног.

Бурю решили переждать около скалистого обнажения. Тем более что по нашим часам на планете наступила ночь. Однако не было ни Луны, ни звезд. Ничего, кроме мчавшейся с визгом и воем песчаной мглы.

Ураган смолк внезапно. Пустыня замерла. Засверкал ночной небосвод, усыпанный мириадами искрившихся песчинок-звезд. Но на земле — непроницаемая тьма. Лучи наших фонарей выхватывали только ближние холмы, покрытые мелкой песчаной рябью.

Искать ракету сейчас не имело смысла. Надо ждать утра. Мы уселись плотнее друг к другу. Я опирался на широкую, как плита, спину Ивана Бурсова и чувствовал его учащенное дыхание. Могучим легким планетолога не хватало воздуха. Кислород кончался и в моих баллончиках. По показаниям приборов воздух планеты содержал кислород. Но годился ли он для дыхания? Я осторожно приподнял, а потом совсем откинул назад гермошлем.

— Не курорт, но дышать можно, — сказал я Ивану.

Планетолог открыл гермошлем и облегченно вздохнул. Остальные последовали нашему примеру. Мы даже вздремнули до рассвета.

Утреннее солнце осветило безрадостную картину — безбрежный песчаный океан. Мы сориентировались по солнцу, посовещались и направились на северо-запад. Там, казалось нам, была надежда найти ракету или вездеход.

Через час мы чувствовали себя как в раскаленной печи. Сколько бы ни двигались, все так же оставались в центре ослепительной и знойной бесконечности. А еще через три часа едва плелись. Голод, который ночью сосал желудки, отступил перед новым врагом — жаждой. Жгучее солнце выжимало из нас последние соки. А мы все брели и брели, с трудом вытаскивая ноги из сыпучего песка. Ступали словно по расплавленному желтому металлу.

Первым свалился с ног самый старший из нас — Яков Петрович Зиновский. Капитан подхватил биолога за плечи и помогал ему идти. Я присматривал за Иваном Бурсовым. Крупному, полнотелому планетологу приходилось туго, но он крепился. Даже разразился витиеватой бранью по адресу статуи:

— Чугунный подонок… Стоит сейчас где-то в пустыне и ухмыляется. Это он завел нас…

В горле пересохло. Сухой и шершавый язык с трудом ворочался во рту. От усталости шатало из стороны в сторону. В голове закружилось, и я готов был упасть, но в это время услышал крик Ревелино: