Звездные гусары

Хаецкая Елена Владимировна

– Этот пилот был на самом деле фальшивый, – сказала Стефания. – Я догадалась еще вчера. А что еще было вчера?

Кокошкин медленно покачал головой.

– Не мог же я объявить себя “жертвой обстоятельств” или, того лучше, “жертвой жульнического обмана”! – вырвалось у него. – Я думал, вы благополучно взлетели после нашего прощения… Я уже собирал вещи, чтобы возвращаться на Варуссу, в полк, когда ко мне явились Зудин и Бобков. У меня и в мыслях не возникло… Только удивился немного – отчего они здесь, а не там, – он махнул рукой на потолок, имея в виду небо. – И тут Зудин

мне объявляет… Я так и сел, разинув рот. Выглядел преглупо и сам это сознавал. – Он стиснул пальцы, избегая смотреть на Татьяну Николаевну. По ее спокойному лицу, которое Кокошкин все же улавливал краем взгляда, он догадывался, что она ему не верит.

А вот Стефания – та верила.

– Вы на Татьяну не коситесь, – преспокойно посоветовала она.

Он встрепенулся, как застигнутый врасплох поедатель варенья, и чуть покраснел.

– Я не…

– Да бросьте, я все вижу. Вы мне рассказывайте, – предложила Стефания. – Я умею дружить с мужчинами. Вообще – с людьми. Даже с родной сестрой, учтите. И главное, я в вас не сомневаюсь.

– Почему? – пробормотал он, чувствуя себя все глупее и глупее.

– Положим, у меня есть причина… – таинственно ответила Стефания. – Говорите!

И она стукнула кулаком в стену.

– Бобков сразу обвинил меня в жульничестве. Прямо в глаза. “Вы – мошенник!” Мол, потому все так ловко и подгадал, чтобы успеть сбежать на Варуссу. Бог знает что они наговорили! А я только слушал. Мне все казалось, что я сплю.

– Увы, Петр Андреевич, сны похожи на романы господина Юганова, как недавно было установлено наукой, а вы очутились посреди нарочно устроенного бреда – и этот бред наяву, – сказала Стефания.

Кокошкин явно не расслышал этой фразы – а если и расслышал, то вряд ли она дошла до его сознания.

– Зудина почему-то особенно рассердило, что я молчал, – продолжал Кокошкин отрешенно. – А я как представлю в воображении, что сейчас скажу: “Прошу прощения, господа, но я сам – жертва”, так к горлу что-то подкатывает. Мещанская драма с деньгами, зашитыми в наволочку! Так они и ушли.

– А вы что?

– По русскому обыкновению… – презрительно выдавила Татьяна Николаевна. И толкнула ногой пустую бутылку, которая с беспомощным звяканьем стукнулась о стену.

– Я в отставку подал, – сказал Кокошкин. – После такой истории, даже если ты невиновен и действительно “жертва”, служить уже невозможно. Вот и сестрица ваша такого же мнения.

Он криво и нервно дернул головой, указывая в сторону Татьяны Николаевны.

– Да, – с завидным хладнокровием произнесла Стефания, – русский офицер никак не может быть “жертвой”.

– Пойдем отсюда, – молвила Татьяна Николаевна. – Здесь спертый воздух. Дышать невозможно.

Она встала и направилась к выходу. Стефания спрыгнула с подоконника. Она подбежала к Кокошкину, сжала его вялую руку и шепнула: “Помните – я ваш друг!” – после чего побежала вслед за сестрой.

Кокошкин наконец остался в одиночестве.

* * *

Лагерь браконьеров лежал в удобной ложбине в девяти приблизительно верстах от бывшего лагеря экспедиции. С того места, откуда наблюдали Штофреген

с Колтубановой, лучше всего виден был их корабль – обтрепанный и побитый, похожий на игрушку, которой после старшего брата играло еще несколько младших.

– Вы сколько человек насчитали? – спросил Штофреген.

Колтубанова хладнокровно ответила:

– Одиннадцать.

– Не ошиблись? Они одеты похоже, и двигаются все одинаково.

Колтубанова посмотрела на Штофрегена удивленно:

– Я полевой биолог, вы не забыли? На Этаде я по целым дням наблюдала за лемурами. По-вашему, я не сумею отличить одну особь от другой, даже если они похожи друг на друга?

– Одиннадцать, – задумчиво повторил Штофреген, не отвечая на упрек своей спутницы. – Мы могли бы захватить их корабль. Вы умеете пилотировать?

– Нет.

– Я мог бы попробовать. Мы немного летали – в училище.

С неожиданной силой Колтубанова сжала его руку.

– Но ведь никуда мы не полетим, пока здесь эти нелюди.

– Да, – сказал Штофреген. – Мы не бросим в опасности лемуров. Я имел в виду – потом, когда все будет закончено… Нам нужно просто выйти из атмосферы и подать сигнал бедствия. И дождаться помощи.

– Это все потом. – Колтубанова снова повернулась к лагерю браконьеров.

Штофреген усмехнулся и впервые подумал о Фариде как о привлекательной молодой даме, с которой – при других обстоятельствах – он с друзьями любезничал бы напропалую. “Мазурка? Полька? Не вальс – точно. И не галоп, – соображал он, поглядывая, как Колтубанова удобнее устраивается на ветке высокого дерева и прикладывает к глазам бинокль. – В театры ходит редко. По движению видно. Уверенно, но совершенно без изящества… Возможно, менуэт, – неожиданно для себя решил он. – Что-нибудь с плавными хождениями, приседаниями и раскланиваниями. Без сложных па. Фигурка у нее тяжеловата, для реверансов – в самый раз”.

– Вон двенадцатый, – неожиданно сказала Фарида. – Видите?

Она показала рукой на человека, вышедшего из-за деревьев.

– Итого двенадцать.

– Вы уверены, что застрелили двоих?

– Возможно, один ранен. Это сейчас не важно.

– Согласна. – Фарида тряхнула головой. – Меня беспокоит Аркадий.

– А меня – нет.

– Он до сих пор не нашелся!

– Аркадий найдется.

– Почему вы так уверены?

– А почему он вас так беспокоит?

Фарида задумалась. Ее круглое лицо оставалось безмятежным, только глаза приняли необычайно красивое, глубокое выражение.

– В самом деле почему? – произнесла она. – Просто привычка всех держать в поле зрения?

– Возможно, вы добры, – сказал Штофреген. – И вам небезразличен даже Аркадий.

– Вам он тоже, похоже, небезразличен, – проницательно заметила Колтубанова.

– Это так сильно бросается в глаза? – Штофреген хмыкнул и забрал у нее бинокль. – Как вы полагаете, эти браконьеры сюда прилетели в первый раз?

– Уверена, что нет, – ответила она. – В их поведении очевидны опыт, слаженность. Многое совершается привычно, без задействования лишних умственных процессов. Каждый точно знает свое место и выполняет свою задачу.