Звездные войны. Росинант – конь блеклый, или Ситхи печального образа
Шрифт:
Тихо спуститься к ручью, чтобы набрать в кувшин воды. Вина и снеди добыть негде. В целях безопасности лорд еще с вечера разогнал всю живность в диапазоне от пастухов до птичек в радиусе не меньше чем десять километров. Особенно птичек. А то повадились тут… С пастухами же погорячился, пожалуй. Впрочем, завтрак для учителя он добудет. Вон три пестрых яичка в брошенном гнезде. Дарт Вейдер осторожно потряс находку у уха. Не бултыхаются, вроде. Может еще не протухли. Вот и десерт: куст с крупными красными ягодами. Ядовитые? Да кто ж их знает.
Хозяйственные хлопоты заставили Повелителя Тьмы улыбаться. Странная передряга делала их с повелителем одинаково нужными друг другу. Товарищами по несчастью. Товарищами. А это обязывает.
– Завтрак готов, повелитель.
– Вареные яйца? Как вы ухитрились?
– Да чего здесь уметь? Жестянка с водой и световой меч: три наносекунды – в крутую, две с половиной – в мешочке.
– Я вас этому не учил.
– И не надо. Это всякий падаван, едва собрав собственный меч, первым делом осваивает.
Вейдер сказал и не заметил, Палпатин же смерил ученика задумчивым взглядом. Впервые за двадцать с лишним лет лорд ситхов вспомнил о джедайской юности без ярости и сарказма. Что-то в них обоих изменилось. Сам Палпатин едва не поблагодарил ученика за завтрак. Вовремя одернул себя: он еще не простил Вейдеру нападение на себя, так пусть ученик угрызениями совести помучается.
– Надо идти, повелитель, – напомнил о себе Дарт Вейдер, стоило императору позавтракать и умыться в ручье.
– Пешком?
– Да, повелитель. Дорога рядом, но за все время наблюдения по ней ничего не проезжало.
***
Они уже около часа шли по так называемой дороге: почти звериной грунтовой тропе, постоянно петляющей то в одну то в другую сторону без видимых причин, словно специально наматывая километраж или путая следы.
– Эту дорогу прокладывали не для того чтобы дойти, а для того чтобы устать, – попробовал пошутить Дарт Вейдер.
– Это не дорога, это даже не направление, – поддакнул Дарт Сидиус.
– Или с великого будуна прокладывали…
Идущий первым Вейдер замер, подняв руку в предостерегающем жесте. В лесу кричали. Вопросительный взгляд Вейдера, короткий кивок Палпатина, и оба ситха ломятся сквозь кусты, не особо беспокоясь о бесшумности. И правильно. На их появление на поляне обратило внимание только довольно крупное копытное животное, привязанное к дереву. И то без особого интереса: скосило на ситхов большой карий глаз и вновь потянулось к траве под ногами.
Двум гуманоидам было не до лордов. Один, тот что постарше и потолще, самозабвенно хлестал поясом по голой спине второго, того, что значительно моложе, привязанного к дереву. Второй орал во все горло. Нанося очередной удар, толстяк приговаривал:
– Не нравится? Так другой раз рот разевать не будешь!
– Ой, простите! Ради Бога, простите! Такое больше не повторится! Я буду
– Что здесь происходит, любезный?
Палпатин начал переговоры, пока Дарт Вейдер не начал драку. Впрочем, местные к расширению конфликта оказались не склонны. Старший обернулся к подошедшим и вежливо поклонился. Хотя вид у него был такой, словно он призрака Дарта Малака увидел, не меньше. Тем удивительнее то, что словоохотливости разинутый рот и бегающие от одного лорда к другому глазки не помешали.
– Святой отец, этот мальчик приставлен мною смотреть за овцами, но выполняет свою работу так скверно, что мое стадо убывает день ото дня. А когда терпение мое лопнуло, и я наказываю его за нерадивость, он же меня и обвиняет: мол, придираюсь к нему почем зря, чтобы не заплатить.
– А то нет? – шмыгнул носом сопляк.
– А ты, малой, господским добром часом не приторговывал? – решил провести собственное расследование Дарт Вейдер.
Причем весьма решительно, ибо особой разницы между некомпетентностью, халатностью и предательством никогда не видел. Молча рассек удерживающую мальчишку веревку, повернул его лицом к себе, повозил иссеченной спиной по шершавому стволу дерева и, куда ж ситх без этого, слегка придушил.
При этом никакой Силы или сейбера. Все руками (веревку – ножом). В общем демонстрировать свое форсюзерство лорд поостерегся. С отношением к Великой здесь все не так однозначно: толстый овцевод очень четко в своих мыслях идентифицировал императора как инквизитора. Вейдер же разумно предположил, коли здесь есть инквизиторы, то и джедаи водятся, и с властями они не дружат. Только джедаи или все форсюзеры, непонятно пока. Значит, есть смысл не светиться пока.
Парень же уже хрипит и глаза закатывает.
– Вейдер, друг мой, полегче, – захватил роль доброго следователя Палпатин.
Ученик покладисто подчинился.
– Сударь мой, да зачем же так-то? – первым начал бормотать толстяк.
– Не крал я овец! – с новой силой взвыл пастух. – И потерял всего двух! Остальные ночью из загона пропали. Я с пастбища всех в целости пригонял, а утром убыль!
– Как ночью?! И ты молчал, щенок?
– Я не молчал. Я племяннику вашему, господину Хулио, докладывал, а он говорит: «Заткнись, дурак. Не твоего ума дело».
– Как Хулио? – вновь заорал было овцевод, но вдруг смолк, принялся прикидывать что-то в уме, загибая пальцы. – Овечки пропадали тодысь, надысь, да еще на Иванов день. И всякий раз этот опарыш в человечьем обличье в город ездил… И ложечка серебряная, сеньором графом прабабке моей за верную службу подаренная, тогда ж пропала! Ах он неблагодарный! Да он мне!.. Да я его!.. И все, небось шалаве этой – Марии Хуане снес!
– И ничего он не снес пока. Он на свадьбу и отъезд в Севилью копит. Говорит, от вас платы за труды его ждать глупо, а наследства, когда вы помрете, – еще и долго.