Звездный двойник
Шрифт:
— Ох, Билл, кончай ты, ради бога! Дай текст.
Корпсмен недовольно хрюкнул и бросил мне листы. В невесомости они не могли упасть на пол, а разлетелись по всей каюте. Пенни собрала их, сложила по порядку и подала мне. Я поблагодарил и начал читать.
Текст я просмотрел быстро и оглядел собравшихся.
— Ну как? — спросил Родж.
— Минут на пять об усыновлении, остальное — аргументы в пользу политики экспансионистов… Почти то же самое, что я видел раньше.
— Верно, — согласился Клифтон. — Усыновление — стержень, на котором держится всё остальное. Вы, вероятно, в курсе — мы собираемся вскоре обернуть очередной вотум доверия в нашу пользу…
— Ясно, и не хотите упустить
— Что? Что-нибудь не так?
— Э-э… Стиль. В нескольких местах кое-какие слова нужно заменить. Он так не сказал бы.
У Корпсмена сорвалось с языка нечто такое, что в присутствии дамы вовсе недопустимо. Я холодно взглянул на него.
— Слушай, Смайт, — завопил он, — кто из нас лучше знает?! Ты?! Или всё же тот, кто уже битых четыре года пишет ему речи?!
Я старался держать себя в руках. Отчасти Корпсмен был прав.
— Дело в следующем: писаный текст — немного не то, что устная речь. Мистер Бонфорт, насколько я могу судить, великолепный оратор. Его смело можно сравнить с Уэбстером, Черчиллем и Демосфеном [21] — людьми, облекавшими великое в простые слова. А взять хоть это ваше «не согласные ни на какой разумный компромисс»! Оно здесь дважды встречается. Я — мог бы так выразиться, у меня вообще слабость к пышным оборотам, да и образованность свою я не прочь показать. Но мистер Бонфорт сказал бы: «тупицы», или «упрямые ослы», или «твердолобые бараны»!.. Потому что эти слова гораздо эмоциональнее!
21
…сравнить с Уэбстером, Черчиллем, Демосфеном… — Хронологический порядок будет иным, Демосфен (ок. 384–382 г. г. до н. э.) — афинский оратор, лидер антнмакедонской группировки. Именно от его пламенных речей против македонского царя Филиппа, отца Александра, происходит по сей день используемое слово «филиппика». Потерпев политическое поражение, покончил с собой.
Дэниел Уэбстер (1782–1852) — американский государственный деятель и оратор, которого современники величали не иначе, как «златоустом». В историю вошёл названным по его имени договором, заключённым в 1842 году между США и Канадой и устанавливавшим границу между канадской территорией и штатом Мэн.
Об Уинстоне Леонарде Спенсере Черчилле (1874–1965) особенно распространяться не стоит, имя его и так у многих на слуху. Государственный деятель, премьер-министр Великобритании в 1940–1945 и 1951–1955 годах, писатель, блестящий оратор, с чьей речи в Фултоне в 1946 году началась «холодная война»…
— Думай лучше, как подать речь, а слова — моя забота.
— Билл, ты не понимаешь. Мне плевать, насколько политически эффективна эта речь, моё дело — перевоплощение. И я не могу говорить за него то, чего он в жизни не сказал бы! Иначе всё будет выглядеть сплошным надувательством — вроде козла, говорящего по-гречески! Но если я прочту речь в его выражениях — нужный эффект получится автоматически! Он — великий оратор!
— Заткнись, Смайт! Тебя не речи писать нанимали. Тебя наняли…
— Билл, завязывай! — прервал его Дэк. — И осторожней бросайся этими «Смайтами», понял? Родж, что скажешь?
— На мой взгляд, — ответил Клифтон, — вы, шеф, возражаете лишь против некоторых выражений?
— В общем, да. Неплохо бы ещё выкинуть личные выпады в адрес Кироги, и все измышления на тему, кто ему платит. Тоже как-то не в духе Бонфорта, по-моему.
Клифтон смутился.
— Этот кусок я сам вставил, но вы, кажется, правы. Он всегда оставляет слушателям возможность пошевелить
Клифтон немного помолчал.
— Хорошо. Внесите все изменения, какие сочтёте нужными. После мы сделаем запись и посмотрим, а если что будет не так, поправим. Или вообще отменим «по техническим причинам». — Он мрачно усмехнулся. — Да, Билл, так и сделаем.
— А, ч-чёрт!.. Да вы смеётесь всё, что ли?!
— Отнюдь, Билл. Всё идёт, как надо.
Корпсмен вскочил и пулей вылетел из каюты. Клифтон со вздохом сказал.
— Билл терпеть не может замечаний и выслушивать их готов только от шефа. Но вы не думайте, он вовсе не бездарь. Да, шеф, когда вы будете готовы? Передачу нужно начать ровно в шестнадцать ноль-ноль.
— Не знаю точно. Во всяком случае, к сроку.
Пенни отбуксировала меня обратно в кабинет. Когда дверь за нами затворилась, я сказал:
— Пенни, детка, ты мне пока не понадобишься — около часа, наверное. Если не трудно, попроси у дока чего-нибудь посильней этих пилюль. Похоже, мне нечто в этом роде скоро пригодится.
— Хорошо, сэр.
Она проплыла к двери.
— Шеф…
— Что, Пенни?
— Я только хотела сказать… Билл врёт, что писал за него речи! Вы не верьте!
— Ну конечно, Пенни. Ведь я слышал его речи. И читал Биллово творчество.
— Понимаете, Билл частенько составлял за него разные мелочи, да и Родж тоже. Даже я иногда. Он — он использовал чьи угодно идеи, если считал их стоящими, но когда выступал с речью — всё было его собственным, до последнего слова, правда!
— Я и не сомневаюсь, Пенни… Но жаль, сегодняшнюю речь он не написал загодя.
— Ничего, вы только постарайтесь!
Так я и сделал. Начал с простой подстановки синонимов — нутряные латинские «скуловороты» заменил округлыми, скачущими легче мячика, германизмами, но постепенно пришёл в ярость и разодрал речь в клочья. Любимейшая забава всякого актёра — лепить по своему усмотрению добавки и импровизировать вокруг основной линии. Однако — как редко это удаётся!
Из публики я допустил в зал лишь Пенни и убедил Дэка, что ни одна живая душа не должна меня подслушивать. Хотя есть у меня подозрения, что этот здоровый обормот надул меня и подслушивал сам. Уже на третьей минуте Пенни прослезилась, а под конец — я уложился ровно в отпущенные двадцать восемь минут — она совсем раскисла. Я не допускал никаких вольностей с чёткой и стройной доктриной экспансионизма, как возвещена она была своим общепризнанным пророком — Его Светлостью Джоном Джозефом Бонфортом; я лишь воссоздал его откровения и заповеди из материала предыдущих речей. И что любопытно — сам свято верил каждому своему слову!
Да, братцы, вот это была речь!
Чуть позже все собрались посмотреть меня в записи. Пришёл и Джимми Вашингтон, чьё присутствие укротило Била Корпсмена. Запись кончилась, и я спросил:
— Ну как, Родж? Будем что-нибудь вырезать?
Вынув изо рта сигару, Клифтон ответил:
— Нет. Если хотите знать моё мнение, шеф, её нужно пустить в эфир как есть.
Корпсмен покинул каюту молча, но мистер Вашингтон подошёл ко мне со слезами на глазах. Слёзы в невесомости — вещь, весьма неприятная, они не стекают вниз.
— Мистер Бонфорт, вы были великолепны!
— Благодарю, Джимми.
А Пенни и вовсе онемела.
Что до меня самого — я отключился сразу же после просмотра. Спектакль, прошедший «на ура», всегда выматывает до предела. Проспал я больше восьми часов — разбудил меня вой сирены. Засыпая, я пристегнулся к кровати — терпеть не могу болтаться во сне по всей спальне — и теперь мог не беспокоиться. Однако, куда мы собираемся, я не знал и поспешил связаться с рубкой между первым и вторым предупреждением.