Звездный капитан
Шрифт:
— Это одна из самых распространенных причин. Попытаемся это выяснить.
— И как вы собираетесь это выяснять, доктор? — Сара поправила блузку. Бугорки ее плоской груди кукишами откровенно выперли из–под тонкой материи.
Холман закрыл блокнот. Возникло нехорошее предчувствие.
— Вернемся к началу, Сара.
— Да, доктор. — Голос пациентки стал грудным. Томный взгляд пронзил Холмана насквозь.
— Вначале вы сказали, что стоите перед главнейшим выбором своей жизни. — Холман поерзал в кресле. Ситуация явно выходила из–под контроля. — Что это за выбор?
Сара
— Посмотрите, доктор, — сказала она, обнажая плечо, покрытое бледно–рыжими веснушками. — Мне нужна новая блузка. Я уже выбрала, что мне надо, но никак не могу решить, где покупать. В Доме мод есть любые цвета. Зато в пассаже блузки стоят дешевле. Но там нет розового цвета, а я хочу розовый. Жизнь рушится, доктор. Что вы посоветуете? — Женщина положила руку психоаналитику на колено.
— Я не могу советовать. — Рука на колене жгла, словно раскаленное железо. — Я могу только помочь разобраться. — Во рту пересохло. — Решение вы должны принять самостоятельно.
— Вы хотите, чтобы я проявила инициативу, доктор? — Несомненно, Сара подразумевала под инициативой совсем иное, чем выбор блузки.
Холман понял, что не выдержит до окончания сеанса. Отбросив врачебную этику, он встал и пошел к письменному столу.
— Умение самостоятельно принимать решения — основной показатель зрелости личности, — заявил Холман. Он открыл ящик и извлек бутылку.
— О! Доктор! — Сара принялась сбрасывать с себя одежду.
— Что?! Что вы… — Холман слишком поздно понял, что бутылка шампанского в его руке будет истолкована превратно.
Возможно, если бы Холман изменил врачебным принципам и удовлетворил желание пациентки, то комиссия по этике никогда бы не узнала о недоразумении, случившемся в кабинете психоанализа. Но Холман оказался порядочным человеком, и это сыграло с ним злую шутку.
Оскорбленная отказом, Сара Поподу заявила о сексуальных домогательствах со стороны врача. Это было серьезное обвинение. Скандал повлек аннулирование лицензии и лишение врачебной практики на Плобое. Холман остался без работы и средств к существованию. С клеймом извращенца его теперь не брали даже на должность младшего медперсонала.
Лишенный возможности заниматься психоанализом, Холман сидел в плобитаунском баре и пропивал деньги, отложенные им на покупку загородного дома. Знакомый бармен тряс шейкер, готовя «Зеленый попугай» — любимый коктейль Холмана.
— Что–то вы последнее время не в духе, — заметил бармен. Он поставил перед Холманом бокал.
— Моя жизнь превратилась в кошмар, приятель, — пожаловался Холман.
— Что так? — Бармен кинул в бокал кубик льда.
— Я не знаю, что мне делать. Мир вокруг рушится.
— Отчего рушится мир? — Бармен налил пару сантиметров крапового ликера.
— Я стою перед сложнейшим выбором — что делать дальше.
— Решите, что вам нравится больше всего, что вы лучше всего умеете, и займитесь этим.
— Мне нравится выпивка, — усмехнулся Холман. — А лучше всего у меня получается психоанализ.
— Вот как. — Бармен аккуратно влил по соломинке смесь из шейкера в бокал.
— Я не могу решиться, как мне поступить.
— Не знаете, как поступить?
— Одно ясно
— Понятно.
— Когда ко мне на прием приходили озабоченные люди, я выслушивал их, и они уходили радостные, полные энергии, с надеждой в глазах. Только когда я потерял эту возможность, я понял, что работы лучше мне не найти.
— Скверно, — сочувственно изрек бармен.
— Может, ты что–либо посоветуешь? — Холман вытащил из бокала соломинку и бросил на пепельницу.
— Я не могу советовать. — Бармен стер с поверхности стойки упавшую капельку. — Я только наливаю выпивку…
Этот разговор произошел десять лет назад, но Холман помнил его дословно, будто бы он случился вчера.
Холман покинул Плобой. Ему так и не вернули лицензию. Однако все последнее время он занимался двумя любимыми вещами: выпивкой и психоанализом.
Минд Холман теперь работал барменом. Ему нравилась новая работа, благодаря которой он не изменил своему призванию. Холмана притягивали люди–загадки, подобные ребусам, которые он обожал разгадывать. С профессиональным выражением он выслушивал пьяные речи геологов, космолетчиков, путешественников — всех, кого приводили к стойке извилистые дороги судьбы, — и… наливал выпивку.
Орбита планеты Эрцер–12 напоминала эллипс. Лето наступало, когда Эрцер–12 подходила к солнцу на минимальное расстояние. Зимой начинались пыльные бури, которые продолжались три месяца в году. Четыре океана, не соединенные друг с другом, покрывали лишь одну восьмую поверхности, отчего воздух был сухой, с пониженным содержанием кислорода. Флора состояла из скудной растительности, в основном колючек и кактусов, а фауну представляли лишь змеи да ящерицы. Юридически планета находилась под юрисдикцией амплиитов, но никакого госпредставительства на планете с момента регистрации не было, и поэтому в звездных каталогах, в графе «Государственный строй», стояла лаконичная запись: «Самоуправление».
Багровый свет заходящего солнца залил улицы Эйпонсити — единственного города на планете Эрцер–12. Двух–и трехэтажные дома из песчаных кирпичей напоминали кубики, выложенные вдоль центральной улицы. Шахтерский городок рос вокруг административного здания «Эрго» — фирмы по добыче и обогащению руды. Сами разработки находились в разных местах планеты, от южного до северного полюсов. Космодрома, как такового, не было. Рейсовый челнок, прилетавший раз в неделю, приземлялся на платную площадку за зданием «Эрго». Остальные, кому по делам приходилось прилетать в Эйпонсити, оставляли звездолеты на близлежащих равнинах. У большинства кораблей имелась автономная система защиты, проникнуть чужаку на борт не представлялось возможным, поэтому, спрятав корабль в пустынной местности, пилоты отправлялись в город на автономном модуле (флаере, лендспидере, скутере, вездеходе — кто чем пользовался). Торговля шла — золото, платина, драгоценные камни по приемлемым ценам, обогащенная редкими изотопами руда. Те, кто не гнался за сверхприбылями, предпочитали летать за изотопами и редкоземельными металлами именно на Эрцер–12.