Звездный колокол

Эльтеррус Иар

— Слушай, давай я с ним посижу, что ли, — предложил Кир. — У меня выходные, а потом мы тоже в «Бор», так что я свободен.

Скрипач посмотрел на него, в глазах стояло сомнение, но в то же время — благодарность. И недоверие.

— Ты серьезно? — спросил он.

— Нет, шучу, — отозвался Кир. — Беги, давай, а то и правда опоздаешь.

Когда за Скрипачом закрылась дверь, Кир прошел в ванную, сел на край, выключил воду, невзирая на слабый итский протест, и приказал:

— Ну давай, рассказывай.

— Ч-ч-что? — не понял тот.

— Чего в ванной сидишь столько времени.

— Потому

что пахнет…

— Снова-здорово. Так, ладно. Это я сейчас подумаю. — Кир почесал переносицу. — Встать сможешь?

Ит отрицательно покачал головой.

— Вот что. — Кир поднялся. — Посиди тут три минуты, я мигом.

Вернулся он даже быстрее. Сначала Ит услышал, как в комнате что-то брякнуло, покатилось, потом послышался какой-то шорох, и вскоре Кир вошел в ванную. В одной руке он держал простыню, в другой — стакан.

— Так. Сначала вот это, залпом, — приказал он тоном, не допускающим возражений. — А потом пойдем греться.

— Что… это?.. — не понял Ит.

— Это водка с перцем, — пояснил Кир. — С красным. Залпом давай, а то весь рот сожжешь.

— 3-з-зачем?

— Чтобы согреться быстрее, придурок, — пояснил Кир. — Хотя погоди, запить принесу.

Про «запить» он угадал — даже несмотря на запивку Ит кашлял не меньше минуты; лицо его исказилось.

— Господи, какая гадость, — отдышавшись, сказал он наконец. — Чтобы я хоть когда-то еще…

— Приподнимись немного, а то я тебя об кран приложу, — посоветовал Кир. — Да чего ты жмешься? Чего я, по-твоему, голых гермо в жизни не видел?.. Так, пошли. Руки-то хоть слушаются?

Ит кивнул. Он сидел на кровати, пытаясь натянуть на себя одеяло. Кир помог ему лечь, потом притащил из ванной вафельное полотенце, намочил водкой.

— Ноги давай, — приказал он. — Растереть надо.

— Я его ненавижу… — вдруг произнес Ит. — Господи, как я его ненавижу!

— Кого? — опешил Кир.

— Пластину… — Лицо Ита страдальчески исказилось. — Проклятая вонючая тварь!.. Садист, убийца… Ему же в кайф убивать, понимаешь? Он от этого удовольствие получает! Причем он это старается сделать даже тогда, когда не надо!.. И его остановить… да почти невозможно…

— Ничего себе у тебя метаморф, — покачал головой Кир. — А сейчас-то что? Ты же вроде справился, вышел.

— Ну да… но этот его запах… — Казалось, Ит вот-вот заплачет. — Мерзость… моюсь, моюсь, а он все равно…

Кир молча полез в карман и вытащил из него на свет маленький пузырек со светло-зеленой жидкостью. Вздохнул, несколько секунд подержал в ладони, а затем протянул Иту.

— Доза, не больше, — предупредил он. — И лучше на ткань.

— Откуда это у тебя? — ошарашенно спросил Ит.

«Аура-ноль».

Запах, уже полтора десятка поколений сводящий с ума всех гермо, которые могли себе позволить его приобрести. Это было баснословно дорого. Это покупалось один, ну два раза за всю жизнь — даже очень богатыми рауф. Этот запах был нулевым, без феромонового ряда (Ит знал, что есть десять видов «аур», от нуля и до девяти), и если, например, мужчина дарил гермо «ноль», это значило абсолютную чистоту намерений. Без намека, без претензии, без чего бы то ни было указующего

на интерес физического свойства.

Увидеть «ауру» в руках у боевика в понимании Ита было тем же самым, что увидеть бриллиант в черт-те сколько карат в руках, например, грузчика из той же высотки на Котельнической.

— Не твоего ума дела, — отрезал Кир. — Платок чистый есть?

— Не знаю, — оторопело отозвался Ит, разглядывая пузырек. Тот был использован примерно на треть или чуть меньше; дозатор сейчас закрывало слабенькое силовое поле; на самом флаконе не было ни единой надписи, только на донышке имелась едва различимая кодировка на универсальном языке, сообщающая название, планету-производителя и год выпуска. «Аура» оказалась довольно старой, ей было больше пятидесяти лет.

Невероятно…

Кир уже вовсю копался в их вещах, стремясь найти что-то подходящее. Наконец отыскал чистую майку-борцовку, принюхался.

— Сойдет, — решил он. — А что? Она же потом год пахнуть будет, все равно не отстирывается… Ит, ноги вытяни, я сказал! Совсем не разгибаются, что ли?

— Сейчас попробую, — разгибать ноги оказалось действительно больно. И до сих пор трясло. — Кир, а правда? Откуда… Тебе же для того, чтобы купить это, надо десять лет копить…

— Двадцать, — на автомате поправил его Кир, но тут же спохватился. — И вообще, все. Я тебе сказал, кажется, что это не твоего ума дело, — в его голосе зазвучал металл. Он отобрал у Ита пузырек, отключил поле, и на мгновение приложил дозатор к майке. — Держи и нюхай, авось поможет.

Сунув пузырек в карман, он сел на кровать рядом с Итом. Тот лежал неподвижно, уткнувшись лицом в борцовку.

— Ничего себе, — расслабленно произнес он минуту спустя. — Вот это да…

На первый взгляд запах был очень слабым, еле заметным. Но уже через несколько мгновений Ит ощутил нечто совершенно необыкновенное — казалось, этот слабый запах способен… менять мысли. Нет, это не было похоже ни на наркотическое опьянение, ни на эйфорию, которую могла дать правильно подобранная «палитра», ни на эффект от спиртного. Это было… Ит задумался. Покой. И тихая-тихая радость, не имеющая никаких внешних причин. Запах нэгаши, столь сильно им ненавидимый, продержался недолго — его словно смыло куда-то прочь, в неизвестность. Да, слабость, ломота во всем теле, боль (метаморфу изрядно досталось на задании) никуда не делись, но главный раздражающий фактор — запах — пропал напрочь.

Ит почувствовал, что ему дико хочется спать. Пять суток в метаморфозе он, считай, почти не спал, два часа не в счет. А когда вернулись… да, совещание он отсидел, отчеты предоставил в полном объеме, медикам для подтверждения штатного выхода сдался. Но позже, в номере, здесь, когда Кир ушел куда-то, наконец… До трех ночи его рвало, желудок до сих пор сводило судорогой. Потом он извел все мыло и весь шампунь, который у них был с собой, безуспешно пытаясь смыть с себя омерзительную чужую вонь, и даже сейчас, несмотря на то, что Кир изо всех сил старался растереть окоченевшие ноги, ему было ужасно холодно… но спать хотелось так, что он чувствовал — еще минута, и срубит. И ничего он с этим сделать не сумеет.