Звездный корсар
Шрифт:
— Счастлив видеть тебя, Ариман!
— Рад и я! — кивнул Ариман. — Встреча наша ненадолго. Я вскоре ухожу для последнего эксперимента…
— Как? Ты считаешь…
— Да! — подхватил Ариман и твердо опустил ладонь на плечо Ягу. — Откровенно скажу — мне надоела эта планета, их суета. Теперь все приближается к концу. Как говорили их латиняне — финита ля комедиа! Занавес опускается. Замкнем Главных Космократоров в капкане времени. Они оттуда не выберутся. Горикорень пока что останется в этой фазе. Его придется уничтожить. Пройдут годы, века, пока
— Чего же ты ждешь от меня? — спросил Ягу, с потаенным ужасом вглядываясь в жесткое лицо Аримана.
— Приготовь магнетон. Как только увидишь взрыв, направляйся прямо ко мне. И сразу туда — в девятнадцатый век. Следует еще разгадать тайну волшебной чаши.
Тайна эта первостепенна. Нам нужна субстанция, возникающая в ней. Ты понял, мой дорогой Ягу?
— Хорошо, Ариман, я буду готов!
Наступил час эксперимента. В зале остались Гореница и Синг Свет погас, только глобус Земли мерцал мягким зеленоватым сиянием. На экране возникло лицо веселого вихрастого парня — инженера Соколенке из Института Проблем Бытия. Он увидел Гореницу, приветливо кивнул.
— У нас все готово. Готовы ли вы?
— Они на месте? — тревожно спросил Гореница.
— Да. В локализованном месте. Публика вне пределов Ботанического сада.
— Санитарная служба?
— Все в ажуре. Не беспокойтесь.
— Как Василий Иванович?
— Трепещет, аки лист осиновый, — засмеялся Соколенко. — Почти в беспамятстве.
— Вы предлагали ему подумать еще раз?
— Куда там! Лучше умру, говорит, нежели откажусь. Хочу хотя бы краешком глаза заглянуть в родной век.
— Так и сказал? — удивился Гореница.
— Эге, «Родной век», говорит. А что? Мне нравится. Лирика…
— Оковы…
— Что вы сказали? — не понял инженер — Оковы времени, говорю. Приятно и страшно. Ну, достаточно. Даю синхронизацию.
Прошу сигнал готовности.
— Даю.
Гигантский глобус покачнулся, поплыл. Вместе с ним поплыло кресло, в котором сидел Синг, сосредоточившись на определенной географической точке в Киеве и фиксируя ее взглядом. В сложной системе хронотрансформатора он был медиатором-индуктором, замыкающим через свою психику две фазы времени — настоящее и прошлое.
— Готовы? — резко спросил Гореница.
— Готовы, — ответила Земля.
— Включаю!
Рефлекторы генераторов за куполом лунного городка окружились еле заметным сиянием. К земному серпу протянулась дорожка, подобная прозрачному серебристому мечу.
— Они исчезли, — громким шепотом отозвался с экрана Соколенко. — Успех, Сергей!
Успех!
— Погоди! — молвил Гореница. — Не говори гоп, пока…
Он не успел закончить фразы. В сумерках зала пророкотала фиолетовая лента молнии. Глобус был охвачен пламенем, он взорвался и разлетелся на части.
Гореница
— Сергей! Сережа! — восклицал на экране Соколенко. — Что случилось? Что с тобою?
Лунная хроностанция молчала…
Волна забытья сошла, откатилась. Галя ощутила боль в руках и ногах.
Пошевелилась. Жива!
Раскрыла глаза. Сумрак. Желтоватый свет. Неясные тени. Где она?
В сознание врывались образы, будто несущиеся в вихре листья: призрачная встреча с отцом, поездка в машине, чудовищный финал.
Она поднялась на ноги. Ухватилась за что-то твердое. Это была узенькая кровать, прикрытая жестким одеялом. Скорее! Надо действовать. Совершено преступление, и бандиты убили отца. Боже мой, скорее бы выбраться отсюда! Может быть, он еще живой!
Сквозь узенькое окошечко проникал предвечерний свет. Покачивалась зеленая ветка каштана. С противоположной стороны темнела узкая дверь.
Галя бросилась к ней, толкнула. Она не поддавалась. Девушка начала бить кулачками по дубовым доскам, окованным медью. Звук был невыразительный, глухой.
Обессиленно прижалась к двери. Что ж это такое? Неужели в нашей стране такое возможно? Какое-то злодейское подполье, темница? Хотя бы людей увидеть!
Послышались неясные звуки. Галя закричала. Снова тишина.
— Кто есть живой? — отчаянно заголосила девушка. — Люди!
Что-то зашуршало, дверь со скрипом открылась. На пороге возникла высокая женская фигура в черном. Она держала в руках кувшин с водою, краюху хлеба, еще что-то, завернутое в белый рушник. Женщина была спокойна, сосредоточенна, из-под черного платка на Галю смотрели огромные глаза, обрамленные темными ресницами. Казалось, что взгляд ее сияет в сумраке.
— Ты кричала, сестра?
— Я звала людей, — сдерживая рыдание, ответила девушка. — Меня подло выкрали, увезли сюда…
— Как? — удивилась женщина. — Ты не сама сюда пришла?
— Нет! Отца убили, а я оказалась в плену. Кто бы вы ни были, у вас доброе лицо.
Позовите милицию! Выпустите меня!
— Сестра! — пораженно ответила женщина. — Тебя никто не держит. Мне велено накормить тебя, помочь. А милиция… что это?
— Как? — ужаснулась Галя. — Вы… не слыхали такого слова? Где же я? Неужто за рубежом? Тогда у вас есть полиция. Должен быть закон. Мне нужно к советскому послу или консулу…
— Не понимаю, — покачала головою женщина. — У тебя, вероятно, лихорадка. Вот возьми водички испей. Успокойся.
Девушка судорожно зарыдала, ломая руки. Потом вдруг заметила, что на ней тоже черная хламида.
— Взгляните, они меня даже переодели во что-то монашеское!.. Где я?
— Это православный монастырь, — удивленно произнесла женщина. — Я послушница.
— Монастырь? В каком городе?
— В Киеве.
— В Киеве? — обрадовалась Галя. — Где? Как он называется?
— Выдубецкий монастырь. Я думала — ты знаешь.