Звёздный странник. Часть II
Шрифт:
– Зачем? Зачем звёздную суть запечатывать в тесную белковую земную оболочку? – Айя смотрела на Максима своими удивлёнными огромными глазами. – А вдруг забудешь про свою звёздную семью, вдруг эта игра понравится, так и останешься тем, кто не умеет летать?
– Айя, ты права, риск забыть звёзды огромен. Но это трудное преодоление сделает тебя сильнее, этот опыт преодоления будет полезен многим планетам и звёздным системам. Кроме того, все звёздные алгоритмы, что во мне запакованы, я протяну сюда! – Макс вдруг резко оборвал себя, помолчал и смущённо добавил: – Я хотел сказать – протяну на Землю.
Айя смотрела на Максима. Она наблюдала день назад как раз того Максима, который забыл о звёздах, забыл о том, что он умеет летать. Тот Максим и физически был слабее, и органы восприятия у него были настолько несовершенны, что самые простые технологии построения иллюзии могли воздействовать
Максим с удивлением почувствовал, что разговор его расстроил. Сейчас непонятно было, когда он вернётся домой, да и вернётся ли…А ещё поймал себя на мысли, что хочется скрыть от Айи это расстройство. Но тут, неожиданно для себя, Макс раскрылся.
– Сегодня особенно тяжело осознавать, что есть возможность никогда не вернуться на Землю. – Макс грустно улыбнулся. – Не хотел вслух говорить тебе, не хотел делиться плохим настроением.
– Разве можно поделиться плохим настроением? Это как?
– Это чувствовать переживания другого человека, как свои, никогда такого не было с тобой?
– Нет, но… сейчас вот что-то происходит со мной, возможно, ты так на меня влияешь, и я перенимаю некоторые твои качества, хорошо бы научиться состоянию вашего сна. Во сне вы можете сознанием перемещаться в другие пространства, в другие миры.
Айе и Максу не дали договорить, пора было завершать день, порядок космического корабля был неизменным, пришло время сна. Вернее, это Максим будет спать, остальные будут находиться в специальных энергетических коконах, которые призваны отрегулировать, выровнять энергетику каждого члена команды корабля и всех его обитателей.
***
Макс вздрогнул от присутствия чего-то за спиной, густая темень не давала глазу различить даже контуры предметов. Он повернулся и медленно стал протягивать руку вперёд, пока не наткнулся на что-то, и тут же отдёрнул руку. Сердце прыгнуло к горлу, заметалось в догадках. Ум же «дорисовал» ощущения руки. Представилась огромная птица в три-четыре раза больше взрослого человека, с хищным, острым, твёрдым клювом. Потом возникла мысль, что она так огромна, что легко может поднять мальчика ввысь! Максим аккуратно вытянул руку и снова наткнулся на огромное сложенное крыло. Перо к перу были туго подогнаны друг к другу. Крылья были жёсткими, упругими и гладкими. Максим сначала просто гладил по крылу огромную птицу, затем шагнул ближе, не отпуская руки от крыла.
– Ой! – Макс отпрыгнул от неожиданного открытия.
– Лев, что ли?! – Мальчик был в замешательстве, чтоб не было так некомфортно, стал подбадривать себя вслух: – Лев бы давно рычал, а тут кто-то смирный.
Немного помедлив, он снова начал двигаться к крылатому животному в темноте. Вот крыло, вот бок. Надо было подобраться к морде. Мальчик тихонько, чтоб не угодить в чью-то пасть, шарил руками там, где предполагал найти голову. Наконец он наткнулся на ухо. Тонкое, нежное, трепетное лошадиное ухо вздрагивало от любого прикосновения. Макса залила волна нежности. Он обнял крылатую лошадь за шею и окунулся лицом в её гриву. Эти животные очень чуткие, лишние эмоции могут нарушить связь с ними. Кроме того, они не переносят агрессии, даже скрытой, внутренней. Максим помнил откуда-то, что крылатые лошади обладают антигравитацией. Было бы замечательно оседлать это животное и взлететь. Максим подумал о полёте тем особенным желанием, которое было наполнено чистотой, без горячности. Подняв голову, Максим заметил лёгкое люминесцентное свечение каждого волоска в гриве. По мере того, как он разглядывал гриву, сравнивая свечение с электрическим, потихоньку начинали светиться крылья и хвост. Холодное белое свечение разгоралось как бы изнутри волоска, изнутри каждого пёрышка в крыльях. Свет рос изнутри! В пространстве стало светло. Пегас был прекрасен! Он весь был будто вырезан из тонкого белого матового камня, а крылья, грива и хвост были из светящегося шёлка. Пегас переступал с ноги на ногу бесшумно, мягко, аккуратно. Чуткое существо «слушало» мальчика. Макс сам понял, что Пегас аккуратно встраивается своим полем в его поле. Эти ощущения не были похожи ни на что, с чем бы можно было сравнить. Просто Максим понимал, что сейчас происходит, и чего-то ждал, вернее, он ждал того момента, когда можно будет оседлать лошадь. Точно было непонятно, как он узнает это. Макс весь погрузился в себя, он понял, что Пегасы «ушли» с Земли по какой-то очень важной причине, что их внутренний мир совсем
– Если бы были крылья, я бы… – Макс замер взглядом на сложенном крыле Пегаса. – Я бы расправил их и чуть опустил, отвел бы назад, потом побежал и взмахнул! Поймал бы поток и…
Мальчик даже лопатками ощутил движение за собственной спиной, медленное, тяжёлое сначала, но совершенно понятное движение. Так двигались крылья. И тут случилось чудо. Вместе с его ощущениями крылья Пегаса раскрылись и чуть вытянулись назад. Подросток нырнул под крыло, ловко подпрыгнул и перекинул ногу на спину крылатой лошади. Он понял, что его действия внутренне сливаются с действиями древнего существа, что они слиты сознанием сейчас. На миг порадовался своей сосредоточенности и потом уже не переключался от процесса. Он бежал! Нет. Пегас бежал! Вернее, они как одно бежали, готовясь войти в нужный поток воздуха. Наконец, уверенный сильный взмах, и они оказались вверху. Макс чуть замешкался, крылья качнулись, мальчик мысленно расправил их ровнее, понял, что и дыхание нужно выровнять после бега. Пришлось внутренне представить широкие уверенные взмахи за собственной спиной, Пегас неустанно делал то же. Каких-нибудь полчаса, и Макс уже мог не только лететь спокойно, но и думать о том, как бы это состояние полёта лучше запомнить всеми мышцами, каждой клеточкой и передать Айе. И тут же промелькнула мысль, что он подумал об Айе, а не о своих ребятах и девчонках там, на Земле.
***
– Гость, ты сегодня в прекрасном расположении духа. – Айя при всех в столовой называла Макса так же, как все. – Тебе что-то приснилось чудесное? Ты был на Земле во сне? Расскажи.
– Я летал. – Максим широко улыбался. – Я летал верхом на Пегасе. Обязательно расскажу, даже попытаюсь передать тебе это ощущение.
– Я думала, передать можно только упадок настроения.
– Ну что ты! Передать можно и состояние успокоенности, уверенности, и состояние полёта!
– А можешь передать мне свои способности, вот эту человеческую способность сна?
– Это особенность сознания, это то, что прошито в наших клетках, в нашем поле, не думаю, что смогу передать. Мы с тобой очень разные, я ещё до конца не разобрался в вашей природе, да и вы в моей. – Максим улыбнулся, чтобы сгладить свои слова.
Оба помолчали немного. Айя ждала продолжения. Наконец Макс сказал:
– Я тебе лучше скажу о главном открытии сегодняшнего сна. Чтобы летать на Пегасе, нужно представить, что ты летишь вместе с ним, то есть буквально нужно представить себя крылатым существом и буквально почувствовать этот полёт, а потом и управлять им тоже буквально!
Айя смотрела на друга огромными фиолетовыми глазами. Волосы её, обычно закручивающиеся двойной спиралью вверх, теперь струились по плечам. Затем, на удивление всех окружающих, они разделились на две ровные половинки и приобрели отчётливую форму крыльев. Только крылья эти были не как у известных существ на лопатках, у неё они были на затылке.
История четвёртая
В каюту зашёл взрослый мужчина в светлом форменном комбинезоне члена капитанского мостика, кивнул гостю, тот тоже кивнул в ответ. Максим привык к холодности взрослых и не относил её лично к себе, он даже особо не раздумывал об этом, просто сразу принял такое обращение. Там, на Земле, было по-другому, каждый относился друг к другу с теплотой, и выражалось это глазами, не надо было слов и объятий, глаза были тёплыми. И строгие глаза наставников тоже помнил, но и они были тёплыми, даже суровость капитанов испытательных полигонов помнил, их крайнюю сосредоточенность, и всё же… всё же родные глаза теплее.