Звёздный странник
Шрифт:
Нет, так дело не пойдет. Если хочу серьезно вспомнить Вечную гармонию, эту мусорную яму прогресса, я должен начать с начала. Буду излагать свои скитания в четкой последовательности событий. Это поможет моей памяти. А начну, пожалуй, с середины нашего межзвездного полета. Но это завтра. Сейчас уже поздно. Да и закат, великолепный закат то и дело отвлекает меня. Леса на западе оранжево плавятся и горят, как на гигантском костре.
…В хижине темнеет. Гаснет закат. На небе выступают все новые и новые звезды, словно кто-то невидимый раздувает тлеющие угли. Услужливое воображение настраивается на воспоминания
ГЛАВА ВТОРАЯ
Черная аннигиляция
В великой тишине мироздания… Нет, не такая уж это мирная тишина. Полная грозных неожиданностей и опасностей, она не располагает к спокойным и торжественным мыслям о величии звездных сфер.
Раздумывая, с чего начать повествование, я встряхнул перо. Упала капля. На бумаге вспыхнула жирная и черная клякса. Своей чернотой и формой она мигом напомнила страшный беззвучный взрыв в пространстве и испуганный крик Малыша:
— Черная аннигиляция!..
Пожалуй, с этого взрыва и начались наши злоключения.
Наш звездолет «Орел» стартовал с Камчатского космодрома 20 июля 2080 года. Мы должны были исследовать планетную систему звезды Альтаир в созвездии Орла и отработать в полете новый гравитонный двигатель.
От Земли до Альтаира — шестнадцать световых лет. Двадцать лет корабль летел с околосветовой скоростью, управляемый ЭУ — электронно-ионным универсалом. Почти все это время мы спали, охлажденные в гипотермическом отсеке. После окончательного пробуждения жизнь на корабле вошла в обычную колею. Утром по привычке мы собрались в звездной каюте — просторной пилотской кабине с пультом управления и огромной прозрачной полусферой.
Планетолог Иван Бурсов, поглаживая темно-русую бороду, хищно высматривал, кто меньше занят, с кем бы он мог поговорить на философские темы. Это его слабость. Некоторое время он кружился надо мной, как коршун над цыпленком. Я отмахнулся от него: занят.
Сейчас свободен был только инженер Николай Кочетов. Влюбленный в гравитонную технику и равнодушный к философии, инженер наименее интересный собеседник для Ивана. Но все же Бурсов сел рядом с ним и начал расхваливать гравитонный двигатель.
— Ты подожди, Иван, восторгаться, — возразил Кочетов. — Мне тоже наш мотор нравится. Но кое-что проверено только в лабораториях. В частности, нам сегодня надо удалить выгоревшее топливо. А что это значит?
Инженер с удовольствием начал рассказывать о новом двигателе. В корме корабля находится рабочее вещество — многотонный шар из свинца. Под воздействием специфической структуры полей свинец выделяет ураганную энергию в виде гравитационного излучения. Гравитоны, летящие, подобно фотонам, со световой скоростью, отталкиваются от чашеобразного отражателя и создают реактивную тягу.
— И вот тут-то начинаются чудеса, — с подъемом продолжал инженер. — Рабочее вещество выгорело. Свинцовый шар, лишившись гравитонов, стал невесом. Его масса равна нулю. На земле он казался бы легче пушинки. Ты думаешь, такой свинец непригоден как топливо? Ничего подобного! Перестройка полей, и невесомый свинец начал выделять… Что, по-твоему? Опять же положительные гравитоны! Теряя
Занятый прокладкой трассы, я краем уха прислушивался к разговору и старался подавить безотчетную тревогу. Дело действительно новое, проверенное только в земных лабораториях.
Вечером наш «гравитонный инженер» менял рабочее вещество. Выгоревший свинцовый шар он удалил из двигателя и прикрепил силовой паутиной к днищу служебной ракеты. Удалившись на триста километров, ракета должна повернуть налево, описать длинную полуокружность и вернуться к кораблю сзади. Но перед этим инженер обязан был на дальней дуге полуокружности избавиться от опасного свинцового шара.
Случилось непредвиденное. При повороте силовые путы разорвались, и оголенный свинцовый шар, лишившись предохранительного сферического поля, начал сближаться с ракетой Видимо, Кочетов растерялся. Мы видели, как ракета судорожно отскочила в сторону, чего делать не следовало ни в коем случае. Шар не только не отставал, а буквально погнался за ракетой и вскоре прилип к ее корпусу. А затем… Вот здесь-то и раздался испуганный крик Малыша, — так мы звали бортинженера Ревелино:
— Черная аннигиляция!..
Да, это была аннигиляция. Но не та, которая получается при уничтожении вещества и антивещества и которая сопровождается ослепительной вспышкой, выделением огромной энергии. Почти все наоборот. Заряженный отрицательной гравитационной энергией свинец и обычное вещество ракеты, соединившись, мгновенно, взрывоподобно исчезли, аннигилировали, обратившись… Во что? Во всяком случае, не в энергию.
Сквозь купол каюты мы увидели на привычном звездном небе внезапно возникшую зияющую бездну. Будто разорвалось само пространство. Это был угольный провал в Ничто…
И сразу мир исчез. Вселенная рухнула. Ни звезд, ни туманностей — ничего. Густая, как нефть, непроницаемая тьма. Сознание у всех померкло… Мы словно погрузились в небытие и в тот же миг вынырнули.
— Что это было? — спросил вскочивший на ноги Бурсов. — Где мы?
Кто ему мог ответить? Еще ни один астронавт не попадал в такие переплеты…
Дня через три мы опять все были в сборе в звездной каюте. Иван и Ревелино, как всегда, перебрасывались шутками и беззлобными колкостями.
Малыш почти совсем оттеснил планетолога от астротелескопа. Вскоре мы услышали от него такое, что удивило нас и обрадовало.
— Иван! — Малыш обернулся к планетологу с насмешливой физиономией. — Ты сколько планет насчитал вокруг Альтаира? До аннигиляции.
— Пять.
— И все лишены жизни?
— Ну да, — насторожился Иван, чувствуя подвох. — А что?
— Эх, горе-планетолог, — вздохнул Малыш. — Всего три планеты. И на одной из них высокоразвитая цивилизация.
Все вскочили и бросились к астротелескопу. Ревелино не шутил: мы увидели третью от светила планету, похожую на апельсин с ярко освещенным оранжевым боком. Растительность — желто-зеленая. Небольшие, но многочисленные моря соединились слюдяными лентами каналов. Каналы опоясывали всю планету и имели характерную деталь — перемычки. Не то дамбы, не мосты. А скорее всего города-мосты, так как на ночной стороне планеты перемычки светились.