Звёздный странник
Шрифт:
Иван расхохотался. Благодушно поглаживая бороду, он сказал:
— Прости их, капитан. Нервные барышни. Мне вот никакие ведьмы не снятся.
Однако на другой день утром планетолог пришел в звездную каюту раньше обычного. И не развалился, как всегда, в кресле, а ходил из угла в угол и озадаченно теребил бороду. «Да-а… Феноменально», — еле слышно бормотал он.
— Капитан, — наконец заговорил Иван, остановившись. — Можешь называть меня как угодно. Но я сегодня ночью видел.
— Кого же это? — нахмурился Федор. — Во сне?
— Мне не снилось! Ночью я проснулся и услышал за моим столом
— Так, так, — проговорил капитан.
— Ты подожди, слушай, — оживился планетолог. — Ничего подобного еще не встречал. Я видел ее всего секунду. Она была… Постой, вспомню. Она была в темно-синем… Нет, в светло-синем с блестками платье. Густые черные волосы и большие темные глаза… Когда я обернулся, она взглянула на меня со странной улыбкой и тотчас исчезла. Просто растаяла в воздухе…
— Значит, растаяла! — брови Федора хмурились все более грозно.
Не на шутку рассердившись, капитан ушел к себе в каюту. Вскоре, однако, вернулся и швырнул на стол фундаментальное «Нейтрино и время». Виновато взглянув на нас, сказал:
— Вы правы, братцы. В моей каюте тоже кто-то был, читал вот этот устаревший труд.
— Феноменально! — торжествовал Иван. — Что? Убедился? А кого ты видел?
— Не ее, — усмехнулся капитан. — Я вообще никого не видел. Когда открывал дверь, слышал грохот опрокинутого кресла. Словно кто-то поспешно вскочил. Вошел — в каюте пусто. На книжной полке беспорядок.
— Что это все значит? — спросил я капитана.
— Думаю, что для волнении нет причин, — сказал Федор. — Если бы они хотели убить нас или взять в плен, то давно бы сделали это. Присматриваются, изучают, прежде чем вступить в контакт… И потому прошу не увлекаться. Никаких эксцессов! Не обращайте внимания. И строго выполняйте установленный порядок.
Однако утром следующего дня порядок грубейшим образом нарушил Иван Бурсов: он де явился на спортивный час. По насупленным бровям капитана было видно, что планетолога ожидает не очень-то приятный разговор.
Не пришел Иван и в звездную каюту, что не на шутку всех встревожило…
Мы нашли планетолога в его каюте. Крепко скрученный простынями он был привязан к койке. Во рту торчал кляп — кусок губчатой подушки, засунутый с такой силой, что я еле вытащил его. Малыш в это время развязал Ивана.
Бурсов встал. Он был в такой ярости, что не мог вымолвить ни слова, а только беззвучно шевелил губами и сжимал кулаки. Под правым глазом красовался синяк.
— Кто это тебя так разделал? — нахмурился капитан.
— Черт возьми! А я почем знаю? — взорвался наконец Иван.
Капитан жестом хотел остановить разбушевавшегося планетолога. Но из того проклятия сыпались, как горох из разорванного мешка.
— Да скажешь, наконец, что здесь произошло!? — повысил голос Федор.
Окрик капитана подействовал. Бурсов успокоился.
— Ночью я пытался бодрствовать, делая вид, что сплю. И все же задремал по-настоящему. Когда очнулся, оказалось, что лежу на животе и за спиной кто-то связывает руки. Повернуть голову и посмотреть не успел. Хотел крикнуть, но он воткнул подушку с такой силой…
— Он, он! — капитан
Однако Иван не мог дать вразумительного ответа…
— Может быть, вернемся к таисянам? — осторожно предложил Зиновский, когда мы сидели в звездной каюте.
— Не будем терять надежду на взаимопонимание, — ответил капитан. — Но никаких эксцессов. Слышите, братцы? Никаких эксцессов!..
Дальше случилось что-то непонятное. Сквозь купол каюты мы заметили, как защитная сфера, до которой было еще далеко, слегка засветилась. От нее протянулись змеисто извивающиеся языки — протуберанцы. Они захватили наш корабль в силовой мешок.
Вот и все… Я свободно вызывал свои воспоминания о том, что было до захвата, и они проплывали перед моим умственным взором последовательно и четко, как войска на параде. Даже сейчас, прикрыв глаза, я снова вижу капитана и слышу его властное требование: «Никаких эксцессов!..» А дальше я, словно споткнувшись, останавливаюсь перед внезапно возникшей пропастью забвения.
А эксцессы и конфликты, видимо, случались и после предупреждения капитана. Об этом говорит шрам на моей левой щеке. Вообще все мы там пришлись, очевидно, не ко двору. Ведь меня же одного «наши уважаемые потомки» вышвырнули, как котенка, из своего таинственного будущего?!
Не знаю, где сейчас остальные члены экипажа. Что же до меня — я попал в эпоху Электронной гармонии. В эпоху, которая непосредственно примыкает к загадочной Вечности. Для ее аборигенов я — чужак, опасный пришелец…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Пришелец
Вокруг меня вспыхнуло холодное фиолетовое пламя. «Капсула», — мелькнула мысль. Пламя погасло, и капсула свернулась в щекотнувший на талии пояс, который сразу исчез.
Я лежал на сухой траве. В ночной тьме глухо шептались деревья. Где я? Откуда я? Мысли походили на клочья тумана, ползущие медленно и тягостно. С тревогой обнаружил, что думаю не только на русском, но и еще каком-то языке. Догадался: язык коренных обитателей эпохи… Сознание медленно прояснялось.
Встал на ноги и увидел на себе вместо пилотской формы неудобный и крикливый костюм из синтетики. Пошатываясь, побрел наугад. Жиденький лес быстро кончился. Вдали мириадами огней светился многоэтажный город. Что-то чуждое было в этом сверкающем исполине, и я повернул назад. Не прошел и километра, как вновь очутился на опушке. И вновь безумная пляска огней.
Дальнейшее помню смутно. Каким-то образом оказался в городе, в его гигантском полыхающем чреве. Везде двигались, кружились, бесновались разноцветные холодные огни. Едва угадывались очертания высоких, этажей в сто, зданий. Они были оплетены вертикальными, наклонными и в основном горизонтальными слабо мерцающими, будто бы и не материальными вовсе, лентами. На лентах — силовых транспортных эстакадах — лепились кресла и сферические кабины. Из кабин выходили люди и перебегали на соседние движущиеся ленты. Я спросил одного спешащего субъекта насчет гостиницы или отеля. Тот на миг остановился, посмотрел на меня с недоумением и испуганно прошмыгнул мимо. В чем дело? Я же говорю на языке аборигенов. Видимо, что-то делаю не так?