Звездный танец
Шрифт:
— У нас нет никакого способа выяснить, удастся ли нам вступить в разговоре проклятыми светляками. В игре с такими высокими ставками и такими скверными шансами достаточно рискнуть двумя жизнями. Мы с Норри обойдемся без вас!!! — заорал я и только тогда остановился.
— Нет, — наконец продолжил я, — это неправда. Я не могу на этом настаивать. Но мы действительно можем сделать это сами — если это вообще осуществимо. У Норри и у меня есть личные мотивы, чтобы лететь. Но ради чего вы должны отречься от родной планеты?
Повисла липкая тишина. Я сделал все, что мог. Норри было нечего добавить. Я смотрел на четыре пустых, лишенных выражения лица и ждал.
Наконец
Том забыл о своих сиюминутных неприятностях. Он долго смотрел на Линду, улыбаясь распухшими губами посреди красного от лопнувших капилляров лица, а потом обратился к ней:
— Я вырос в Нью-Йорке. Я всю жизнь жил в городах. Я никогда не понимал, сколько напряжения в городской жизни, пока не прожил неделю в доме твоей семьи. И никогда не понимал, как я на самом деле ненавижу это напряжение, пока не стал замечать, до какой степени мне не хочется возвра— щаться на Землю. Бэту грязь. Начинаешь понимать, как сильно у тебя онемели шея и плечи, только когда кто-то их тебе разотрет. — Он коснулся ее щеки пальцами с запекшейся под ногтями кровью. — Пройдет очень много времени, прежде чем на воздушные шлюзы придется навешивать замки. Ну конечно, у нас когда-нибудь будет ребенок — и нам не придется учить его, как выживать в человеческих джунглях.
Она улыбнулась и взяла его лиловые руки в свои.
— Нам даже не придется учить его ходить.
— При нулевой гравитации, — задумчиво сказал Рауль, — я выше ростом.
Я решил, что он имеет в виду те несколько сантиметров, на которые в невесомости распрямляется позвоночник, но он добавил:
— При нулевой гравитации малорослых не бывает.
Ей-богу, он был прав! «На уровне глаз» — бессмысленный термин в космосе; следовательно, нет смысла и в понятии роста.
Но рассуждения его были умозрительными; он еще не решился.
Гарри потянул пиво из груши, рыгнул и уставился в потолок.
— Я уже давно думал над этим. В смысле над адаптацией. Я 6ы смог работать весь год целиком вместо половины. Следующий шаг, только и всего.
Я думал так поступить в любом случае. — Он посмотрел на Рауля. — Не думаю, что мне будет не хватать женщин. Рауль твердо встретил его взгляд.
— И мне, — сказал он, и на этот раз в его голосе прозвучала решимость.
В моем мозгу загорелась лампочка. У меня отвисла челюсть.
— Господи Иисусе, в р-костюме!
— Всего лишь куриная слепота, Чарли. Не переживай так, — сочувственно произнесла Линда.
Она была права. Это не имеет ничего общего с мудростью, наблюдательностью или тем, насколько я взрослый человек. Всего лишь личный недостаток, дефект зрения: люди влюбляются у меня на глазах, а я никогда не замечаю.
— Норри, — обвиняюще сказал я. — Ты же знаешь, что я идиот. Так почему ты мне не сказала? Норри? Она крепко спала.
Все четверо принялись хохотать надо мной, как сумасшедшие, и мне ничего не оставалось, как при соединиться к ним. Любой, кто не согласен признать себя дураком, — дурак вдвойне. Любой, кто пытается это скрыть,
— еще больший дурак, потому что остается в одиночестве. Мы хохотали все вместе, мы поделили мою глупость на всех и стерли ее, и Норри пошевелилась и улыбнулась во сне.
— Ладно, — сказал я, когда отдышался, -один за всех и все за одного. Я не могу бороться со стихией. Я люблю вас всех и буду рад вашему обществу.
Том, ляг поудобнее и поспи. Мы вчетвером смотаемся
Я наклонился и поцеловал Норри в лоб.
— Давайте двигаться.
ЗВЕЗДНЫЕ СЕЯТЕЛИ
С этого дня прошла неделя, прежде чем у нас появилась возможность поговорить всем вместе — и мы провели первые полтора часа, по существу, в молчании. Неделя заточения в консервной банке с большим количеством посторонних людей оказалась еще менее приятной, чем сравнимый период времени с таким же количеством учеников. Большинство этих посторонних были нашими работодателями, еще двое — нашими хозяевами из Кос— мической Команды. Никто из них не был нашим подчиненным и почти все они по темпераменту не подходили, чтобы жить вместе с артистами. Если учесть все это, мы выдерживали тесноту и напряжение гораздо лучше, чем в первое время существования Студии — что меня удивило.
Но как только у нас появилась такая возможность, мы вышли прогуляться все вместе. И обнаружили, что прежде всего должны заняться гораздо более важными вещами, чем сверка наших персональных дневников.
Расстояние уменьшило могучий «Зигфрид», но отказалось превратить его в модель, которую нам показывали в Космической Команде. Он сохранил тяжеловесное достоинство, даже когда мы рассматривали его с подлинно олимпийской перспективы. Я почувствовал необычный прилив гордости тем, что принадлежу к биологическому виду, который создал эту вещь и зашвырнул ее в небо. Это просветлило мои мысли, как глоток кислорода. Я висел на буксире на трехкилометровом тросе, который связывал меня с огромным кораблем. Трос извивался, как змея, от моих движений, что, в свою очередь, бросало меня в медленный и долгий нырок — бесконечная «ласточка».
Космос повернулся вокруг меня. В поле зрения появились Том и Линда. Я не позвал их: звук их дыхания сообщил мне, что они находятся в глубоком медитативном трансе. А мои глаза сообщили мне, как они этого достигли.
Возьмите самую древнюю и вечную, вне конкуренции, детскую игрушку, резиновую гусеницу. Прикрепите к ее обоим концам плоские тонкие пластины. Получится что-то вроде аккордеона. Поместите его в невесомость.
Сложите пластины вместе, так что гусеница образует круг. И отпустите.
Понаблюдайте за результатом достаточно долго, и вы впадете в глубокий транс. Червь Уроборос, бесконечно совокупляющийся сам с собой. Том и Линда услышали бы, если бы я позвал их по имени. Ко всему остальному они были глухи.
Следующим в поле зрения попал Рауль. Он был ко мне боком. С непоколебимой деловитой точностью они с Гарри перебрасывались еще одной из самых долговечных игрушек — тарелочкой (с неоновым ободком, чтобы ее было видно) — через пару километров пустоты. Их занятие тоже больше было упражнением в медитации, нежели чем-либо другим. Умения для этого практически не нужно. Как выясняется, летающая тарелочка — действительно самая динамически стабильная форма для/космического корабля. (Возьмите ракету такой формы, как описанные в старой научной фантастике космические корабли, остроконечную и все такое прочее, бросьте ее куда угодно — применяя вращение «нарезной винтовки»; рано или поздно ее движение станет хаотичным. Другое дело сфера. Но если она сделана не в невесомости, она несовершенна. Она будет раскачиваться, чем дальше, тем хуже.) Рауль и Гарри много практиковались в этом занятии. Они почти не пользовались реактивными двигателями.