Звезды на крыльях (сборник)
Шрифт:
Обратив наше внимание на то, что с перелетом в Курбатово мы вплотную приближаемся к линии Южного фронта, и вынув из планшета карту, Братолюбов потребовал, чтобы мы перенесли с нее на свои карты расположение наших частей и противника. Когда это было сделано, Братолюбов сказал:
– А теперь, товарищи, я хотел бы узнать ваше мнение вот по какому вопросу. Наступает решительный момент. Атаковывать обнаруженные колонны противника мы будем вместе, всеми самолетами. Если при этом один из самолетов будет подбит и совершит вынужденную посадку, то я считаю, что два других самолета должны сесть к нему и забрать к себе на борт экипаж подбитого самолета. Садиться самолеты обязаны при любых условиях, не останавливаясь
Опасность этого предложения для каждого из нас была очевидна. Посадку придется делать не на аэродром, а на совершенно случайную площадку, которую летчик с воздуха даже не успеет осмотреть. К тому же мы летали на устаревших английских самолетах начала империалистической войны. Случаев остановки моторов при посадке было в нашей летной практике очень много, поэтому опасность поломать самолет при посадке на незнакомую площадку может усугубиться еще простой остановкой мотора. Однако, безгранично веря своему командиру, мы безоговорочно приняли его предложение и дали друг другу торжественное слово садиться на выручку при любых условиях.
– А как же поступать, если полетят не три, а два самолета?
– спросил Герасимов.
– Как было, например, у Кудрина и Трускова? Ведь садящийся на выручку самолет может взять на борт только одного человека. [71]
Кого же из двух - летчика или летнаба он должен взять?
И вот здесь произошло то, о чем я не могу вспомнить без волнения даже сейчас. Поднялся комиссар отряда Сергей Курников и сказал, что ни о каком выборе здесь не может идти речи, а должно быть твердое, принятое коммунистами решение. Он сказал, что летчики отряда, ставшие на сторону Советской власти и защищающие ее с оружием в руках, опытные и искусные, способные обучить в будущем сотни молодых коммунистов-летчиков, представляют в настоящее время для государства огромную ценность. Поэтому никаких сомнений, никакого выбора быть не должно. Севший на помощь самолет должен брать на борт летчика.
– Я сам с вами буду летать наблюдателем, - продолжал комиссар, - и если несчастье произойдет со мной, то я живым в руки казакам не дамся.
То же самое сказали Горелов и Минин, наблюдатель Братолюбова и мой наблюдатель Карп.
Растроганный Братолюбов обнял и расцеловал каждого из нас.
Мы перелетели в Курбатово, и здесь так сложились обстоятельства, что на разведку пошли на одном из самолетов я и Герасимов в качестве наблюдателя. Произошло это вот почему.
Самолет Герасимова вышел из строя. Братолюбов тоже не мог вылететь, так как его по прямому проводу вызвали в штаб авиагруппы особого назначения, находившийся в Кшени. Вылететь немедленно мог только я. Перед вылетом я спросил Братолюбова:
– Если Герасимов не может лететь, можно мне вместо него сделать агентурную разведку?
Братолюбов не запретил мне этого категорически, он только сказал:
– Нет. Это было бы нечестно по отношению к Герасимову.
Но меня выручил сам Герасимов. Страдая от того, что он не может вылететь, и, может быть, чувствуя, что я хочу выполнить его опасное и почетное задание, он подошел ко мне и сказал:
– Борис, можно я полечу с тобой наблюдателем? [72]
– Конечно! Но ведь Братолюбов не позволит: два летчика на одном самолете…
– Ничего, я упрошу его!
Через несколько минут он, сияющий, подбежал ко мне, когда я с Карпом уже садился в самолет, и протянул письменное распоряжение Братолюбова.
– А садиться он нам разрешил?
– задал я вопрос.
– Я не спрашивал, да и спрашивать нечего, ведь делать посадки должен я, вот и давай выполним, это вдвоем!
– А ты
– Кручу, как бог!
– Ну-ка запускай! Контакт!
– Есть контакт, - и Герасимов артистически запустил мотор.
Мы вылетели.
Было безветренно. Видимость хорошая. Для лучшего обзора мы набрали высоту 600 метров, держа направление на юг. Пролетев минут тридцать и ничего не обнаружив, я заметил место для посадки. На ровном поле паслось стадо овец, около которого мы увидели двух пастухов. Кругом никого не было. Осмотрев площадку рядом со стадом, я показал рукой Герасимову, что сажусь. Он, улыбаясь, одобрительно закивал мне головой. Едва самолет остановился, как Герасимов выскочил, схватил самолет за крыло, помог мне развернуть его в обратную сторону, чтобы мы могли, если это понадобится, немедленно взлететь по своему следу. Затем, вынув из самолета карабин, он направился к пастухам, а я остался в машине, поддерживая и регулируя работу мотора на малых оборотах. [73]
Я видел, как Герасимов, держа карабин в руках, подошел к пастухам. После непродолжительного разговора они стали ему что-то показывать, а он рассматривал свою карту. Скоро Герасимов прибежал и, став на колесо самолета, сообщил мне, что два дня назад здесь проходило очень много войск с пушками и броневиками.
Мы взлетели и взяли курс в направлении, которое указал Герасимов. Прошло еще минут двадцать. Мы ничего не нашли. Снова решили сесть. Несколько женщин с ребятишками, шедших к видневшейся невдалеке деревне, показали нам, куда двигались войска. Мы полетели еще дальше на юго-восток. Теперь нам повсюду попадались разъезды и довольно крупные конные отряды. И снова пришлось садиться, но на этот раз в очень опасной обстановке. Вокруг были казаки, и мы садились почти на виду у них. Мы снова сели к стаду. Я подрулил к пастухам, чтобы Герасимову не пришлось отходить далеко от самолета. На этот раз он, не сказав ни слова, вскочил в самолет и показал рукой направление.
Не прошло и десяти минут после взлета, как мы увидели растянувшуюся на 5-6 километров колонну неприятельских обозов, а впереди по дороге двигалась целая дивизия в несколько тысяч сабель. Это были белогвардейские казачьи части.
«Задание выполнено: крупные силы Мамонтова обнаружены, можно возвращаться», - решили мы.
Выслушав наш доклад и задав несколько вопросов, уточняющих местонахождение противника, Братолюбов приказал Герасимову с наблюдателем Гореловым еще раз вылететь и проследить за движением вражеских колонн. Вернувшись с разведки, Герасимов и Горелов привезли еще более ценные сведения: километрах в пятнадцати западнее того места, где мы оставили противника, они обнаружили еще более значительное скопление вражеских войск. Не оставалось никакого сомнения, что в этом районе концентрировался корпус Мамонтова.
На этот раз бомбить врага вылетели три «сопвича» и один «ньюпор». Перед вылетом Братолюбов собрал всех летчиков и наблюдателей.
– Будем бомбить обнаруженные войска с высоты восемьсот - девятьсот метров, - сказал он. Это было, [74] конечно, правильно. Ружейно-пулеметный огонь с земли на такой высоте был малоэффективным, и мы безопасно могли сбрасывать бомбы на колонны, способные вести мощную залповую стрельбу.
Примерно через час мы приблизились к цели. Как было условлено, мы перестроились в кильватер: Братолюбов вышел вперед, мы встали за ним. Пошли над самой серединой колонны, и я увидел, как с самолета Братолюбова наблюдатель Минин сбросил первую бомбу. Вслед за ней посыпались и наши. Братолюбов сделал вираж и лег на обратный курс. Я последовал за ним. Развернувшись, увидел результаты нашей атаки: все бомбы точно накрыли цель. Это был настоящий бомбовый удар по скоплению вражеских войск.