Звезды сделаны из нас
Шрифт:
— Да, чего ты прицепилась к фотографии?
— Потому что меня это бесит. Терпеть не могу вот таких ванильных мальчиков, которых создают не иначе, как в кибер-лаборатории послушания и занудства.
— А почему только мальчиков?
— Потому что мы сейчас говорим о тебе.
— Но ты же меня совсем не знаешь. Я, может, отпетый подонок и негодяй с ангельским лицом?
— Подонок и негодяй, которого буллят? Рассказывай!
— А что же ты, типичная неудачница, делала в экстремальном мини на ночной тусовке?
— Считай это своеобразным социальным экспериментом. Иногда так хочется залезть
— И как тебе их мир?
— А никак. Смертная скука.
— То есть, твоя собственная жизнь веселей?
— Нет. Блин. Да что ты прицепился?!
— Кажется, я начинаю понимать твои школьные диагнозы. Ты ведешь себя крайне недружественно. И нервничаешь по пустякам.
Я снова закипаю. За годы вынужденного отшельничества пришлось выстроить броню, чтобы никто не совался и не делал больно. Подспудно я ищу сопереживания, но, когда нахожу, принимаю его за жалость. А жалость и так сквозит из осторожного тона учителей, серых мышек и тихих ботаников, которые тоже недалеко от меня ушли. Но этот... тип даже не пытается быть корректным и нарочно лезет на рожон!
— Ты что, не прочёл ни слова из того, что я тебе написала? Ты меня тоже не знаешь! Я тебе сказала только про фотографию, а ты меня упрекаешь, воспользовавшись моей же откровенностью.
Он что-то пишет и стирает, снова пишет и стирает, и наконец выдает:
— Ладно. Давай, начнём заново.
— Что начнём?
— Наше знакомство. Привет, меня зовут Глеб Филатов, мне восемнадцать и я ботан, аутсайдер и Святоша.
— В плане Святоша?
— То самое моё прозвище, о котором я тебя спрашивал.
— Почему? Ты верующий?
— Не совсем. Точнее, нет. Но все думают, что да. И я их не разубеждаю.
— Вот это ты меня удивил.
— То ли ещё будет. Говорю же, что ты меня не знаешь.
В рот едва не залетает назойливая мошка — отплевываюсь и обнаруживаю, что он открыт, да еще и растянут в блаженной улыбке. На душе так легко, что есть риск вознестись над скамейкой, тополями и набережной и, словно наполненный гелием шарик, затеряться в облаках.
Он прикольный. Правда прикольный. И теперь уже я пишу, стираю и пишу, взвешивая каждое слово:
— Ладно. Хорошо. Меня зовут Нелли Кузнецова, мне восемнадцать и я отличница, неформалка и Ведьма.
— Так, стоп. Отличница?
— Да, но не ботан. Ясно?
— Ах, ну, да, конечно. Все кругом ботаны, кроме меня…
— Ты опять?
— Ну, а что с ведьмой? Как это тебя так угораздило?
— Тупая история, под стать звездам моего класса. В рабочей тетрадке по окружающему миру была картинка с видами рыб: нельма, селедка, рыба-ведьма — может, помнишь? Так вот: наша самая главная стерва не придумала ничего умнее, чем обстебать мое имя. Так я и стала ведьмой. Не ищи логику, она вышла из чата. Однажды, по указке все той же зазнавшейся стервы, дуболом Вовочка Бобров запер меня в темном кабинете. Я просидела там до позднего вечера — к счастью, охранник решил пройтись по этажу и услышал крики и стук. Утром я вышла к доске и во всеуслышание объявила, что Вова повел себя, как скотина, и в наказание его настигнет моя магия: разобьет понос. Веришь, или нет, но так и случилось. Он слег в больницу с кишечной
— Нет. С с ведьмами у меня разговор простой — инквизиторский. Двухлитровая клизма со святой водой и розги.
— Это, пожалуй, лишнее.
Хохочу и жду, что еще выдаст Глеб, но он пропадает из сети. Экран гаснет, в нем возникает бледное небо и черные ветки, а я с ужасом обнаруживаю, что слишком много о себе нагородила.
Звонит Алина, просит купить творожок для Бори, и я вру, что не могу говорить, потому что начался урок.
Прогуливаюсь по парковым аллеям, долго стою на пешеходном мостике, вглядываюсь в мутную воду главной городской речки и любуюсь доживающими свой век фонтанами. Несмотря на тепло, в воздухе явственно ощущается осень, и в душу проникает грусть с нотками уныния.
Кажется, он тоже слился. Совсем как Артем, когда узнал неудобные подробности.
Прибавляю шаг, спешу к остановке и ныряю в подошедший троллейбус. Плюхаюсь на сиденье, протягиваю кондуктору ученическую карту, и телефон в ладони снова оживает:
— Прости, пришлось забежать в школу. Отдать им фотки. На чем мы там остановились?
Нестерпимо хочется плакать, и в носу щиплет, но я улыбаюсь:
— Ты собирался рассказать, почему ты аутсайдер.
— Это долго, и писать сейчас сложно.
— Запиши голосовое.
— У меня дурацкий голос.
— Да, ладно. Не верю.
— И правильно делаешь. Он у меня обычный.
— А у меня нет. Поэтому я не общаюсь голосовыми.
— Ого! Теперь мне ужасно любопытно его услышать.
— Нет уж. Лучше без этого.
— Ты что, меня стесняешься? Я же вообще фиг знает где, и даже не знаю, своё ли фото ты мне прислала.
— Я никого не стесняюсь! Просто не хочу!
— А знаешь, что я в начале подумал, когда ты комменты стала писать? Что ты парень, прикидывающийся девчонкой. По правде говоря, я до сих пор не уверен, что это не так.
— Эй! Ты совсем что-ли? Какой я парень?
— Ну, тогда просто запиши хотя бы два слова, чтобы я понимал, что ты та, за кого себя выдаешь.
Он опять попал в точку: я стесняюсь до одури, но показаться совсем забитой — тоже не вариант. Откашливаюсь, хриплю в микрофон: «Привет, Глеб. Я не парень», и быстро отправляю ему.
— Достаточно?
Тут же прилетает ответ: «Привет, Нелли. У тебя классный голос».
Подношу динамик к уху и, под гневным взором сидящей рядом бабушки, несколько раз прослушиваю шесть простых слов. Вот уж у кого действительно классный голос: приятный, веселый и уверенный. И паранойя тут же услужливо поднимает голову.
— Ты не ответил, почему ты аутсайдер.
— Потому что у меня с вот тем придурком, чью могилу я тебе показал, была вражда. Но он звезда школы, а я не звезда. Поэтому все были за него и против меня.
— Как знакомо. И почему же ты не звезда?
— Не знаю. Наверное, нет данных.
— Как это нет данных? Я же тебя видела. Ты похож на блогера.
— Ты говорила, на ботана.
— Хорошо, на ботана-блогера.
— Мне, конечно, приятно, что ты всё-таки сказала что-то хорошее обо мне, но для того, чтобы быть школьной звездой, нужны другие данные.