Звезды сделаны из нас
Шрифт:
И всё же именно тот эпизод раскрыл мне тайную суть настоящей крутизны и власти над людьми, которой обладал Макаров. Тогда, когда они меня заловили и стали бить, Макаров снёс моей спиной сначала зеркало одной машины, а после приложил головой о капот другой. Остальные пацаны перепугались и стали кричать ему про зеркало и вмятины на капоте, что нас кто-то видел из окна, и сейчас приедет полиция, уговаривали смотаться и разобраться со мной после, однако на всё, что ему говорили Макаров отвечал лишь «Пофиг». И ему действительно было на всё пофиг. Но не из-за влиятельных или богатеньких
Именно в этом и заключается главная проблема всей моей бестолковой аутсайдерской жизни. Мне никогда не бывает ни на что по-настоящему «пофиг», я постоянно думаю о том, что делаю и как это отразится на других. Я патологически боюсь стать таким человеком, как Мишка, из-за которого страдает столько людей, и меня слишком часто посещают совесть и раскаяние, даже тогда, когда моя вина или проступок не очевидны.
Я переживаю, что слишком долго вожусь на кассе в магазине и задерживаю людей, что переходя на пешеходном переходе без светофора, вынуждаю водителей останавливаться лишь из-за одного меня, что забирая последнюю булочку в столовой, обделяю того, кому она, возможно, нужнее.
С другой стороны, самое сложное — это поставить диагноз. И раз уж я знаю, чем болен, то что мешает мне вылечиться? Стать таким же равнодушным типом, которому будет на всё пофиг? Пофиг на домашку, на прогулы и обещания, пофиг на мемы, на правила приличия и всех остальных.
Наверняка Макаров думал, что ему пофиг, когда укуреный сажал Алису на мотик. Но ведь именно поэтому она и поехала с ним, что приняла этот пофигизм за надёжность.
Захожу в первый попавшийся магазин. К счастью, людей никого. Подхожу к молодой узбечке на кассе.
— Мне, пожалуйста, сигареты.
— Какие?
— Всё равно. Нормальные какие-нибудь. И зажигалку.
— Винстон? — предлагает она, роясь на полочке с пачками.
— Отлично.
— Двести тридцать рублей и паспорт.
Паспорт у меня оказывается с собой, но отдать двести рублей за какую-то отраву я не готов.
— А что-то подешевле есть?
Курить я не умею и даже не пробовал, но решаю, что пофиг. С чего-то же нужно начинать.
Буду курить возле школы, за гаражами, где все обычно курят. Заявлюсь и стану дымить им в лицо с наглым видом, как Макаров. Без него они меня и пальцем не тронут. Побоятся, что призову высшие силы.
Прошлой весной, когда они собирались меня в мусорку скинуть, я устроил показательный молебен с взыванием к всевышнему и проклятиями. Нес, по правде говоря, откровенную пургу, просто пародируя манеру батюшки, благо насмотрелся. А им много не надо, поверили, как нечего делать, сдали назад, один только Макаров сказал, что ему пофиг и закинул меня в контейнер для пищевых отходов.
Но теперь у меня
Это действительно супер-идея. Она мне так нравится, что обещание, данное Нелли перестаёт казаться нереальным.
Пусть все узнают, что я опасен. Пусть остерегаются и уважают. Брать на себя ответственность за смерть Макарова не особо приятно. Но никто не обещал, что будет легко. К тому же, я не должен расслабляться и забывать, что мне пофиг.
Тренируюсь курить за хозяйственным магазином, там такой закуток, где бомжи в туалет ходят. Мерзко, но зато никто из маминых знакомых не увидит. Мне, конечно, пофиг, но на маму это не распространяется.
Вкус у сигарет омерзительный. В горле першит, язык щипет, голова становится чугунная. Не понимаю, что приятного люди в этом находят, но делать нечего.
Кое-как приноравливаюсь затягиваться так, чтобы проглатывать дым и потом его выдыхать из себя, а не тупо выпускать изо рта. Однако больше одной выкурить не могу, такое ощущение, что уши заложило и подташнивает, будто укачало.
Но я всё равно очень доволен собой и весь вечер репетирую перед большим зеркалом крутые позы с сигаретой. Знаю, что выгляжу глупо и по-киношному нелепо, однако я так же в курсе, что репетиция выступления перед зеркалом приносит отличные результаты. По крайней мере при подготовке докладов я всегда делаю именно так.
На следующий день я так вдохновлён своим новым образом, что совсем забываю прикрыть белую рубашку и на входе в школу снова попадаюсь завучихе на глаза. Она останавливает меня и так долго кричит, ругаясь, что мозг начинает взрываться.
— Это в последний раз! — напоследок предупреждает она. — Если ещё раз подобное повторится, позвоню твоей маме, пусть приходит и переодевает тебя.
На первых двух переменах из школы обычно никто не выходит, мало времени, да и охранник не выпускает, всё начинается на третьей. Кто-то бежит в столовую, а кто-то за гаражи.
Выхожу, как ни в чем не бывало за Титовым, он мельком оглядывается, но торопится догнать ушедших вперёд. И я просто иду следом. Немного не доходя гаражей, он оборачивается.
— Святоша? — в глазах вспыхивает удивление. — Тебе чего?
— То же, что и тебе, — делаю вид, что его внимание меня напрягает.
Это даётся без труда, потому что обычно их общее внимание к моей персоне действительно напрягает.
— Пацаны, глядите, кто припёрся, — тут же оповещает собравшихся за гаражами Титов.
Здесь не только наши, но и ашки, и десятый класс, девчонки тоже, включая Румянцеву. Всего человек двенадцать. Стоят группками, а кто-то и сам по себе.
— Чё припёрся? — тут же набычивается Журкин.
Окинув его равнодушным взглядом, я отхожу чуть в сторону. Типа я не с ними. Вытягиваю из пачки сигарету, вставляю в зубы и глубоко затянувшись, прикуриваю. Пока всё идёт хорошо, я не кашляю и дым из ушей не валит. Во рту по-прежнему гадостливо, но перетерпеть можно. Достаю телефон и утыкаюсь в него, будто читаю. Реакция не заставляет себя ждать.