Звезды смотрят вниз
Шрифт:
— Приглашают? Куда, Гюи? — спросил Дэвид в полном недоумении. Никогда ещё он не видел Гюи в таком состоянии, ни разу в жизни. Если бы он не знал Гюи, он мог бы поклясться, что тот пьян.
Всегда молчаливый Гюи был действительно пьян, но пьян от восторга.
— Пригласили играть в Тайнкасле! Можешь ты поверить этому, старина? Они в прошлую субботу были на матче, а я и не подозревал… и я загнал три гола… я сделал трюк со шляпой, Дэви… и вот теперь меня приглашают на матч с запасной командой в Сент-Джемс-парке, в будущую субботу.
Дэвид понял. Наконец осуществилась недосягаемая мечта Гюи, — то, на что он надеялся, о чём тосковал. Не напрасно, значит, Гюи мучил себя, жил как аскет, закаляя себя от чар тех глаз, что так часто искали его взгляда в субботние вечера на Лам-стрит. И Дэвид, в порыве искренней радости, протянул Гюи руку, поздравляя его.
— Я в восторге, Гюи.
Как смешно прозвучали эти слова, не способные выразить радость, которую он чувствовал.
Гюи продолжал:
— Я много месяцев был у них на примете. Говорил я тебе об этом? Я сейчас не соображаю, что говорю… Но в одном могу тебя уверить. В будущую субботу я сыграю величайшую игру моей жизни. О Дэви, друг, как это чудесно!
Этот последний взрыв восторга, видимо, отрезвил Гюи. Он покраснел и, украдкой взглянув на Дэвида, сказал:
— Я сегодня порядком распустил слюни… Это от волнения. — Он помолчал. — Но ты будешь на матче, Дэвид?
— Буду, Гюи. Приду и буду орать, пока у меня голова не треснет.
Гюи улыбнулся своей прежней застенчивой улыбкой.
— Сэмми тоже обещает прийти. Говорит, что свернёт мне шею, если я не загоню шесть раз!
Он минутку по своей привычке покачался на пятках и сказал:
— Не простудиться бы мне только. Не хочу теперь рисковать. До свиданья, Дэви.
— Покойной ночи, Гюи.
Гюи пустился бежать и исчез во мраке.
Дэвид возвращался домой, чувствуя, что у него потеплело на душе. Войдя в комнату, он застал там одну только Салли, которая сидела в кресле у огня, скорчившись и поджав под себя ноги. Углы её губ были опущены. Она казалась такой маленькой и тихой. Дэвида после радостного возбуждения Гюи поразил её печальный вид.
— А Дженни где? — спросил он.
— Легла спать.
— О! — В первую минуту Дэвид был разочарован. Ему хотелось сразу же рассказать Дженни насчёт Гюи. Потом он снова улыбнулся и стал рассказывать об этом Салли.
Сидя все в той же позе, она внимательно смотрела на него, словно изучая. Тень, падавшая от руки, скрывала её лицо.
— Это замечательно, правда? — заключил Дэвид. — Понимаешь, не потому, что это само по себе так важно… а потому, что он так к этому стремился.
Салли вздохнула. Она всё время молчала. Наконец сказала:
— Да, чудесно бывает добиться того, чего хочешь.
Он посмотрел на неё.
— Что это с тобой?
— Ничего.
— Но
— Ну, если хочешь знать, — сказала она медленно, — я вела себя довольно глупо. Перед самым твоим приходом я поссорилась с Дженни.
Он торопливо отвёл глаза:
— Мне очень жаль…
— Не жалей. Это не первая ссора, и боюсь, что она давным-давно назревала. Не следовало мне говорить этого тебе. Надо было быть великодушнее и с улыбкой проститься завтра, проявить вежливость и самоотверженность.
— Ты уедешь завтра?
— Да, уеду. Пора мне вернуться к Альфреду. Он не сумел заставить себя уважать в семье, и от него пахнет голубями, но, несмотря на всё это, я питаю слабость к старику.
Дэвид сказал:
— Мне хотелось бы понять, из-за чего вы ссоритесь.
— А я рада, что ты этого не понимаешь.
Он с беспокойством посмотрел на неё.
— Мне неприятно, что ты так уезжаешь. Пожалуйста, не уезжай.
— Мне нужно ехать, — возразила она. — Ничего не изменилось от того, что я все оттягивала… — Она отрывисто засмеялась и тут же разразилась рыданиями.
Дэвид растерялся, не зная, что ему делать с ней.
Но Салли сразу перестала плакать и сказала:
— Не обращай на меня внимания, я немного расклеилась с тех самых пор, как из моей попытки стать примадонной ничего не вышло. Но сочувствия я не ищу. Лучше быть «бывшей», чем быть ничем всю жизнь. Я уже опять весела и, пожалуй, лучше пойду спать.
— Мне так жаль, Салли…
— Молчи, — сказала она. — Давно пора тебе перестать жалеть других и начать жалеть себя.
— Господи, да о чём же мне жалеть?
— Ни о чём. — Она встала. — Слишком поздний час для чувствительных излияний. Я скажу тебе завтра утром. — Она отрывисто пожелала ему доброй ночи и пошла спать.
На следующее утро он её не видел. Она встала рано и уехала с семичасовым поездом.
Весь день Дэвиду не давала покоя мысль о Салли. Вечером, возвратившись из школы, он заговорил о ней с Дженни.
Дженни сказала с своим обычным самодовольным смешком:
— Она ревнует, мой милый, отчаянно ревнует, вот и все.
Дэвид отшатнулся, неприятно поражённый.
— Не может быть! Я уверен, что это не так.
Дженни снисходительно покачала головой.
— Она всегда на тебя заглядывалась, уже в те времена, когда ты бывал у нас на Скоттсвуд-род. Её злило, что ты влюблён в меня. А теперь она ещё больше злится! — Дженни замолчала, улыбаясь ему. — Ты ведь все ещё в меня влюблён, — не правда ли, Дэвид?
Он посмотрел на неё как-то странно, со странной жестокостью во взгляде. И сказал:
— Да, я люблю тебя, Дженни. Я знаю, что ты битком набита недостатками, — так же, как и я. Иногда ты говоришь и делаешь вещи, которые мне глубоко противны. Иногда я просто не выношу тебя. Но, несмотря ни на что, я всё же тебя люблю.