Звезды-свидетели
Шрифт:
— А что ты скажешь про Маргариту Вощинину? Ее же в природе не существует!
— Ну и что? Зато существовала Маргарита Сомова, мачеха другой моей знакомой, Лены Сомовой, моей тезки.
— Значит, тебя зовут Лена?
— Да. Самое обыкновенное имя.
— И что случилось с твоей тезкой?
— Мачеха Лены с помощью своего любовника, Романа, отравила ее, перед этим предварительно подделав документы и подкупив нотариуса. Там была сложная схема, но все должно было выйти так, что после смерти Лены вся ее недвижимость — а это квартиры в центральных районах
— Так кто же убил эту авантюристку, я имею в виду мачеху?
— Думаю, это сделал сожитель Маргариты Сомовой. Скорее всего, на тот момент он уже стал ее законным мужем. Таким образом, все, что добыла кровавым путем его возлюбленная, а потом и жена, — по закону осталось ему. Убийство на убийстве! — Она усмехнулась. — Я так давно не курила! Ты не возражаешь, если я все же закурю?
— Кури, — развел руками Герман. Так, думал он, через минуту я все узнаю, и после этого можно будет с ней расстаться. Навсегда. Главное — узнать ее условия. Неужели сейчас выяснится главное — зачем ей понадобился именно он, Герман!
Она легко поднялась, сходила в спальню за сигаретами, вернулась, затем, подняв указательный палец, метнулась к двери, ведущей в кухню, и принесла оттуда большую хрустальную пепельницу. Закурила. С наслаждением, с жадностью, как истинный курильщик.
Герман пока еще не понял, начинать ли ему радоваться тому обстоятельству, что она все же не убийца, а просто обманщица и авантюристка (вроде Маргариты Сомовой, о которой она отзывается так презрительно), ведь он не знал еще, зачем она здесь вообще появилась! И все равно слабое чувство облегчения у него возникло. А еще — стыдно было признаться себе, что его просто распирает необъятное чувство любопытства. Он снова обратился в слух.
— Брат — наркоман, — подсказал он ей.
— Да-да. Я помню. Ну, не брат он был мне! И что? Но я очень хорошо знаю эту семью. И знаю, что если бы сестра не помогла ему уйти на тот свет, то ее самой бы уже не было в живых.
— И как же она помогла ему?
— Я рассказывала тебе — сестра вкатила ему лошадиную дозу героина. Чистейшего. Дорогущего.
— Это она сама тебе рассказала?
— Неважно. Ты все равно никогда не узнаешь ее имя, потому что она уж точно не должна сидеть в тюрьме! А наркоману было уже все равно. Он не был человеком. Так — отморозок… О чем тебе еще рассказать?
— Да это же ты у нас мастерица по сказкам! Ну, вспомни ту душещипательную историю о бедном мальчике, которому срочно понадобилась операция.
— Но это тоже правда. Речь шла о сыне одной моей хорошей знакомой.
— Ты и сейчас врешь?
— Да нет же! Просто обстоятельства складывались таким образом, что по многим моим непосредственным знакомым жизнь проехалась словно катком.
— И мальчик на самом деле умер?
— Умер. И после похорон его мать, моя хорошая знакомая, убила своего начальника. Застрелила. Купила пистолет у кого-то и убила.
— А ты не боишься, что я узнаю фамилию этой твоей знакомой? Ведь Бакулевский центр — один, и там наверняка имеются
— Мальчика звали вовсе не Антоном. А детки там умирают часто. Как и везде. Если вовремя не сделать операцию. К тому же я знаю, что ты не способен на это.
— А пистолет? Яд? Деньги?
— Пистолет не настоящий. Яд — вовсе и не яд, а раствор марганцовки. И деньги — ненастоящие.
— Где же ты их взяла?
— Одна моя знакомая работает на Мосфильме. Нашла их где-то на бутафорском складе.
— Да… Ты тщательно подготовилась! Что ж, я рад, что ты не убийца. Но тогда теперь, быть может, ты ответишь мне на главный вопрос? Что тебе нужно от меня?
— А ты еще не понял?
— Представь себе — нет!
— Если ты завяжешь мне глаза и попросишь принести тебе банку засахаренной вишни, то я сделаю это легко и быстро.
— А при чем здесь вишня?
И тут он вспомнил одну фразу, на которую он обратил внимание сразу, как только Лена ее произнесла, но потом они так и не вернулись к этой теме — появились более серьезные, опасные. «…Утром испеку тебе очень вкусное печенье. Или вишневый пирог. У меня есть засахаренная вишня!»
Она так просто произнесла эту фразу, словно привезла с собою банку с вишней! Однако вишни у нее не было. Но она же сама сказала — «у меня»! Автоматически! Что это могло означать? Только одно — вишня у нее есть… Где-то в доме!
— Лена… Я не понимаю, — пробормотал он, чувствуя, что ответ — где-то рядом. Рядом с вишней.
— Да чего же тут непонятного?! Ты живешь в моем доме!
— Как это?! — Герман был окончательно сбит с толку! Только этого не хватало — еще одного шока! — Это бывший дом моего друга, Димы Кедрова, и после его смерти я купил его у единственного наследника — племянника!
Теперь все встало на свои места. И засахаренная вишня в кладовке, которую она, если ей верить, сама когда-то поставила на полку. У него в голове зазвенело.
— Ты хочешь сказать, что племянник был ненастоящий?! — воскликнул Герман.
— Настоящий, — мрачно сказала она.
— Но тогда объясни мне…
— Этот дом мы строили вместе с… Димой. И собирались здесь жить! Вдвоем. А потом у нас пошли бы дети, и мы бы сделали пристройку. В Димином письменном столе до сих пор лежит чертеж. Мы сами все придумали — и детские комнаты, и еще одну спальню, и даже комнату для гостей. Быть может, этим гостем когда-нибудь стал бы и ты…
Герман закрыл глаза. То, что он сейчас услышал, потрясло его куда больше всех предыдущих историй этой странной девушки.
Все ее странности, недомолвки, придуманные, чтобы вызвать у него шок, бредовые истории, ее желание поселиться в этом доме, хозяйничать здесь, готовить в кухне, ходить по двору, пользоваться гаражом, ездить в Киселево за молоком, ночевать в спальне — все это теперь обрело новый и очень понятный смысл. Она хотела вернуться в свое прошлое, в свой дом, в ту жизнь, которой у нее не будет больше никогда! И она посмела это сделать после всего, что натворила?!