Звезды Тянь-Шань

Ленский Василий

— Вечером узнаешь, — не без волнения сказал дедушка.

«Одно дело спортзал, — подумал я, — другое дело — вся жизнь в спортзале. Да и спортзал здесь для физиологических процессов, а не для мышц.»

Мы вновь вышли на суживающуюся дорогу. Боковая тропинка повела нас в горы. Она уже изрядно заросла, но кто-то изредка ходил по ней.

Вдруг я ощутил пустоту. Дедушка весь как-то изменился и посмотрел на меня с сомнением.

— Место тренировок, что-ли? — как можно непринужденнее спросил я его.

— Эти тренировки — на гране жизни и смерти, —

очень серьезным и поэтическим тоном ответил он.

Перед нами высились крутые и какой-то странной грядой скалы. Узкая тропинка вползла в них. Растительности почти не было на скалах, что редко бывает в горах Тянь-Шань.

«Что только не создаст природа», — подумал я, а сам искоса наблюдал за дедушкой. Нет, я не смотрел на него. В энергии Чи есть то же состояние «подглядывания». Дедушка как-то изменился весь, он был очень серьезным и напряженным, что, как мне показалось, не очень личило ему. Мы простояли еще минут десять. Наконец он, не глядя на меня, сказал:

— Мы пойдем туда завтра.

Мы, как сговорившись, разом повернулись и пошли по тропе.

«Вот и отлично, — подумал я, — может быть Эдика с Абдыбаем позволено будет прихватить. Интересно все-таки. Тренировку получат не на гирях и не в интеллектуальных беседах.»

Эффект шагов сзади повторился.

— Это я не могу разгадать, — сказал я дедушке.

— Думай, — ответил он. — Это проще, чем гонять вскачь лошадей.

«Ну что ж, если легче, чем владение энергией Чи, тогда и думать не надо, — усмехнулся я про себя, — это что-нибудь из области физики. Возможно, объемное эхо.»

— Ты, наверное, думаешь — эхо, — сказал дедушка. — Все вы молодые так. Здесь тоже Чи, но свойства этого Чи создаются неживой природой. А как же ты собрался идти туда, что ты назвал спортзалом?

— Я много бывал в горах и знаю эффекты живой и неживой композиции Чи, но с таким эффектом преломления звука в живой объем я столкнулся впервые.

В это же самое время я внимательно изучал праздничные домики покинутого селения.

«Что же принудило людей уйти отсюда?» — изучал я местность.

Когда я повернулся к горам, мне многое стало понятно. Солнце не покидало это селение никогда. Если надвигались тучи, то они «цеплялись» за вершины гор. Там лил проливной дождь. Сюда, в долину, стекалась внутри гор насыщенная сложнейшей информацией вода и выходила на поверхность сверкающими родниками. Животворность родников очевидна по благоухающим растениям, пчелам.

С какой бы стороны не заходили тучи, а чаще всего они заходят с запада и юго-запада, они осаждались на вершинах гор.

Мы уже стали подниматься на хребет, где нас уже ожидали Эдик с Абдыбаем, как дедушка вдруг спросил:

— Ну что, нашел причину? С этой целью я пригласил тебя сюда. Твои друзья — слепые в этом вопросе. У них только любопытство, физическая сила и сила мысли.

— Конечно, — ответил я. — Слишком долго затянулся праздник у этого народа. Это праздник монотонного Чи, а Чи должно переливаться. Неизменное счастье также убийственно, как неизменное

горе. Тот, кто привел сюда народ, отдавал предпочтение видам Чи. В Дзене говорится: «Кто отдает предпочтение, тот рискует потерять все».

Я исчерпывающе ответил дедушке, как видно было по его состоянию. Нечто подобное он и сам предполагал, но о законах изменяемой Чи услышал впервые.

«Не тот ли это юноша, которого совет старцев признал старейшим, несмотря на его молодой возраст? И не является ли этот дедушка тем самым юношей? По крайней мере, дедушка из самородков. Но что из себя может представлять врожденный талант в музыке или живописи, если он ни разу не держал в руках музыкальный инструмент или кисть?»

Эдик с Абдыбаем ждали нас, развалившись под деревом. Они удовлетворились нашим появлением, так как, по всей видимости, успели выспаться. По дороге домой они задавали вопросы дедушке, а он охотно задавал житейские вопросы им. Я слушал их беседу и одновременно осмыслял природу Чи в ее запредельных условиях:

«Глупцы мечтают о беспредельном счастье, о непрерывном везении, о блистании в обществе и победах во всем. Они даже не подозревают, что в том свершилась бы их деградация и неминуемая гибель. Постоянные неудачи, поражения, порицания общества также губительны, как проливные, нескончаемые дожди. И то и другое на равных. „Победа не лучше позора и поражения“, — говорит Лао Цзы. Жизнетворны только переливы Чи. Это можно сравнить с тем, что в полярных, беспредельных снегах зрение слепнет от постоянно белого цвета. Зрение слепнет и от постоянного черного цвета в темнице. Только радуга, цветистая радуга дает жизнь всему и нет там предпочтения только одному цвету. Без других цветов это было бы равносильно гибели.»

В это время Абдыбай рассказывал, как он постоянно занимается спортом, а Эдик — о том, что он очень много читает.

— Кто отдает предпочтение чему-либо, тот рискует потерять все, — теперь уже вслух сказал я с целью проверки реакции на сказанное их всех троих. Знаком ли дедушка с учением Лао Цзы? Судя по всему его род тесно соприкасался с китайцами. Четкой реакции дедушка не выразил, а Эдик сказал:

— Мы не против эрудиции.

Вечером мы с нетерпением ожидали, когда дедушка продолжит свое повествование. Дунганская лапша и вкусные, с многими приправами, блюда не дали обычного после еды эффекта сонливости. Мы уже пили чай, когда дедушка сказал:

— В нашем роду было принято старейшим считать того, кто лучше других видит сущность и проявление энергии Чи. Эта традиция началась еще когда род находился в районе Кунь-Лунь, перемещаясь в Синь-Цзяни. Мы испытывали огромные трудности. Выжить можно было нечеловеческими средствами. Обыденные люди должны были преобразиться в этих условиях или погибнуть. Род выжил и в роду появились новые свойства, новые традиции и новое знание. Истинным считается только знание, касающееся Чи. Чи делает более ясным ум, чем у обыденного человека. Чи делает его более здоровым. Человек лучше знает жизнь, когда знает Чи.